Про первое января
Как вы визуально представляете себе календарный год?
Я – в виде бублика. Или колеса с дыркой посередине. Внизу у колеса лето, вверху – зима с Новым годом. Внутри – ничего, пустота.
Колесо висит неподвижно. А мы вместе со всеми своими дедлайнами, встречами и днями рождений сползаем по нему вниз и поднимаемся вверх – каждый год.
В самой верхней точке у этого колеса есть место, за которое оно пришпилено к чему-то очень важному и на чем, в сущности, оно и держится в пустоте. Это место, наверное, у всех разное, но лично у меня это ночь с 31-го декабря на 1-е января, с которой начинается очередное сползание к концу отпуска, зимних каникул, началу второго семестра и сдаче ближайшего драфта.
А еще – и это самое главное в условной, по сути, границе между двумя совершенно одинаковыми зимними месяцами, – она, эта ночь, дарит мне ощущение неизвестности и чистого листа впереди. Причем чистого листа не в сценарном, а в самом хорошем смысле.
Этот чистый лист ждет нас всех 1-го января, даже если мы ничего не сделаем – никуда не поедем, не пойдем в гости, не нарядим елку, не нажремся и не уснем лицом в оливье. Он ждёт нас просто в силу календарной привычки, которая, как мне кажется, придумана в утешение всем нам, и особенно – сценаристам с кучей проектов и обязательств. Первое января – это такая отсечка в голове, после которой будущее вдруг видится новым и неизвестным, хотя бы недолго. Хотя бы до тех пор, пока не наступает утро 2-го.
В жизни сценариста это единственный чистый лист, который внушает не экзистенциальный ужас, а надежду. И даже некоторую радость ожидания. Особенно если дальше есть хотя бы несколько дней отпуска, в ходе которого сценарист медленно, но верно превращается обратно в человека.
Из первого января предстоящий год как будто теряется в дымке. Даже если он уже весь расписан (конец января – первый драфт, май – финальный, июль-август – съемки, и это не считая второй книги романа, студентов и просто жизни), нежный похмельный морок новогоднего утра напоминает, что мы все-таки не всё наперед знаем и не всё можем предугадать. И именно из этой неизвестности, из нашего незнания всего наперед и рождается надежда на чудо.
Работа сценариста на самом деле про это. Мы пишем, руководствуясь путём героя, схемами и правилами драматургии, писательской самодисциплиной, графиками и режимом – в надежде однажды дописаться до чего-то такого, чего мы сами еще минуту назад не знали и даже не могли себе вообразить. А между тем вот оно, в тексте. Придумалось – будто само собой.
Это очень роднит сценарное дело с новогодним ощущением чистого листа. В конце концов, будущее – как, на самом деле, и текст, который мы пишем, – неизвестно и не запрограммировано. Оно все еще может оказаться каким угодно, несмотря на все наши прошлогодние ошибки и неудачи, – и именно поэтому там, в будущем, все еще есть место чуду.
Ведь даже в рамках научного подхода чудо – это то, о чем мы просто еще ничего не знаем.