Про озверение
Вообще после фото- и видео того кошмара, который творился в Буче и других украинских городах, я, как и многие мои коллеги, потеряла дар речи и думала, что мне больше нечего написать. В особенности – сюда. Что после фотографий трупов мирных жителей со связанными руками, сваленных в колодцы и канавы, никакая сценарная работа уже не имеет значения.
Но спустя пару дней поняла, что мне все-таки есть что сказать по этому поводу.
Когда я училась в Московской школе кино, мне и еще нескольким однокурсникам задали написать полнометражные драмы, основанные на биографиях героев войны 1812 года.
Мы выбрали себе по герою и принялись за работу. Я писала про генерала Милорадовича, застреленного во время восстания декабристов на Сенатской площади. Один мой сокурсник делал политический триллер про Сперанского. Другой выбрал себе Дениса Давыдова – и сочинял лихой казацкий экшн с перестрелками и погонями.
В одном из эпизодов герой этого экшна – молодой гусар – попадал в плен к французам. И те, чтобы выяснить расположение русских войск, пытали его – по-настоящему, с выдиранием ногтей и подвешиванием за вывихнутые руки.
Это было обстоятельно и наглядно описано в сценарии – так наглядно, что читать сцены пыток было практически невозможно. Мы все тогда скривились, а преподаватель, который вел у нас практические занятия, сказал, что сцены эти надо переписать. У среднего зрителя в 2012 году они оставляли ощущение развесистой клюквы, потому что полностью противоречили тем представлениям о войне 1812 года, которые сложились через двести лет после ее окончания.
Тогда, в 2012-м, мы все с этим согласились. И только сейчас, после фото и видео из Бучи, я задумалась: а откуда, собственно, взялись эти самые представления – о войне 1812 как о благородной кампании в перчатках и аксельбантах?
Ответ, как всегда, банален: из книг и фильмов. Из «Гусарской баллады» и первого бала Наташи Ростовой. Из «Звезды пленительного счастья» и улыбки Вячеслава Тихонова в роли Андрея Болконского. Никто из нас не видел ни той войны, ни ее живых свидетелей, поэтому все, на что мы можем опираться, – это художественные тексты и популярные мемуары (непопулярные надо искать в архивах, а это скучно и трудно). И даже реконструкторов больше интересует количество пуговиц на аутентичных мундирах, чем реальное поведение живых людей, когда они убивают и умирают.
Меж тем, работая над сценарием про генерала Милорадовича, я читала его мемуары – и воспоминания других, менее именитых, участников наполеоновских войн. Там, конечно, есть и про перчатки, и про аксельбанты, и про пуговицы на мундирах, – все то, что спустя полвека положило начало художественному образу «войны 1812 года». Но еще там есть огромное количество довольно-таки тошнотворных рассказов о том, что творилось в тылу, в плену и на поле боя.
Больше того, если читать ту же «Войну и мир» целиком, вместе со всей «войной», а не ограничиваясь красивыми сценами из обязательной школьной программы, будет ясно, что и Лев Толстой (который как раз говорил с очевидцами и много работал в архивах) описывал эту «благородную освободительную войну русского народа» как кровавую мешанину боли, ужаса, грязи и бессмысленной смерти.
Война – настоящая, не сглаженная художественной или исторической дистанцией, – всегда ужасна. Все ее участники озверевают – неотвратимо и быстро. Насилие порождает насилие порождает насилие.
Про это же рассказывает и The Walking Dead, один из моих любимых сериалов, который сейчас приобрел пугающую актуальность. Центральный вопрос, который ставят его создатели, – о том, что делает человека человеком в отсутствие действующих социальных институтов. Если человека не останавливает ни закон, ни страх наказания, ни даже общественная мораль, то что может удержать его от превращения в зверя?
Сериал, как и, например, мировые религии, дает на это обидный ответ про свободу воли. Не дать себе стать зверем может (и должен) сам человек – и только он один...
...Озверение – часть человеческой природы. Оно есть в каждом из нас, без исключений. И этот грустный факт необходимо признать – хотя бы для того, чтобы с озверением в самом себе можно было хоть что-то сделать.
Нужно признать, что озверение не происходит как-то само собой, помимо нашей воли, как [справедливый] ответ на что бы то ни было. Нет, озверевает всегда сам человек – и он же за это свое озверение отвечает.
Не «должен» отвечать, а именно отвечает. Всегда, неизбежно и в полной мере.