Про слова и картинку
Давным-давно, когда я вела семинар по экранизациям на филологическом факультете МГУ, мы со студентами переводили на русский сценарии британского драматурга и нобелевского лауреата Гарольда Пинтера.
Это было отличное упражнение по внимательному чтению хороших сценарных текстов. Я бы всем сценаристам советовала перевести сценарий-другой с иностранного языка – просто чтобы прочувствовать устройство сценарной механики и понять, почему автор пишет именно так и выбирает именно эти слова, а не их синонимы.
Так вот, Пинтер. Его киносценарии немногословны – почти как пьесы. И очень точны – почти как стихи. Особенно ремарки. С некоторыми ремарками мы бились месяцами, перебирая тезаурус в поисках адекватного перевода, – и все равно ничего не получалось.
В одной из ремарок, об которые мы со студентами сломали головы, было словосочетание «a bulky object» (дословно – «громоздкий предмет»). По контексту было ясно, что это предмет мебели в одной из комнат старинного особняка. Но что конкретно – кресло? комод? диван?
В том-то и дело, что по сценарной картинке получалось, что это неважно: просто какая-то громоздкая фиговина занимает место в помещении. Пинтер нашел для этой картинки лаконичное английское описание, которое совершенно не работало в переводе, потому что по-русски «громоздкий предмет мебели» звучит одновременно и слишком конкретно (конкретнее, чем «фиговина»), и очень глупо.
Я уже не помню, как мы со студентами вышли из положения (подозреваю, что никак). Но именно тогда я впервые задумалась о несоответствии, с которым постоянно имею дело в своей работе.
Слова никогда не описывают картинку целиком. Всегда остается что-то, что ты видишь внутренним взором, но передать другому не можешь, как ни старайся.
Именно поэтому режиссер видит мой сценарий не так, как я. Даже очень хороший сценарий, в котором каждая реплика и ремарка сто раз проверена, вычитана и вылизана. Именно поэтому герои любимых книжек в кино выглядят совершенно не так, как мы их себе представляем. И именно поэтому писать трудно, даже если в голове вся история уже сложилась.
Работая над романом (первым, а сейчас и вторым), я все время сталкиваюсь с нехваткой слов в родном языке, чтобы описать то, что вижу внутренним взором. Как двигаются драки, птеры, секты и все остальные существа на Гарториксе (и как, кстати, называются части их странных тел)? Как выглядят эстакады с летящими по ним аэромобилями? Какого цвета глаза у Дрейка, в конце концов?
На все эти вопросы у меня есть ответы, но они целиком и полностью визуальные. Перевести их в слова – ежедневная, кропотливая и в каком-то смысле тщетная работа.
Подробность описаний не спасает – скорее, даже мешает. Избыточная словесная детализация картинки забивает канал читателю и дезориентирует его; это знает всякий, кто хоть раз читал описание поз для йоги и пытался применить его к своему телу. «Вытяните правую руку вверх и разверните ее наружу так, чтобы большой палец смотрел вправо, а ладонь была обращена назад», – ну-ну, удачи.
На самом деле чем меньше слов в описании, тем лучше оно работает, – при условии, что слова очень точно подобраны. Главное – не повторять ими то, что видишь, а размечать картинку, словно рисуешь контуры для раскраски. Несколько точек в нужных местах, на перекрестьях линий, подскажут читателю, что это за фигура, – а дальше он уже сам все придумает и раскрасит.
Это основной принцип не только литературного описания, но и сценаристики как таковой. Сценарий – это контур будущего фильма, раскраска с пунктирными линиями, которые тем не менее должны складываться в однозначные формы, чтобы читатель не гадал, рыбку он видит, или птичку, или вовсе кусок говна.
Для этого автору важно знать, какие именно точки в ментальной картинке нужно разметить и описать, чтобы читатель ее воспринял. Отсюда – и «bulky object», и емкие характерные описания персонажей вроде «грушевидного носа» у космонавта из сериала «Частица вселенной» или фандоринских «седых висков». Все это – точки, по которым читатель cможет, как в анекдоте, дорисовать себе «всю остальную сову»...
...И – если точки найдены правильно – эта сова будет похожа на ту, что придумал себе сценарист.