Про F1
На одном из первых свиданий мой муж – на тот момент бывший авто- и мотогонщик – провез меня по одному из колец в час пик за шесть с чем-то минут, ни разу не проехав на красный.
До этого я никогда не смотрела гонки. Они казались мне скучными: маленькие машинки едут по кругу, почти одинаковые издалека. А тут я увидела, что внутри каждой такой машинки сидит живой человек.
Глядя на своего будущего мужа, молниеносно переключавшего передачи, я поняла, что гонки – это не то, что я думала. А, например, «пианистские» длинные пальцы – и их сумасшедший танец на рычаге.
Потом мы стали жить вместе, и я узнала, что гонки – это вообще не про скорость. То есть далеко не только про нее. Это десятки критически важных решений в минуту, а еще – аэродинамика, направление ветра, погодные условия, температура воздуха и шин, особенности покрытия, доли секунды, выигранные или проигранные на пит-стопе, и еще куча правил и факторов, о которых обычный зритель даже и не задумывается.
И вот как это показать, если все, что мы видим снаружи, – это маленькие машинки, ездящие по кругу?
Создатели большинства фильмов про гонки отвечают на этот вопрос так же, как и создатели большинства фильмов про хакеров, хирургов и следователей. А именно – ну, никак. Вернее, с помощью одного-двух визуальных клише, к которым мы все привыкли.
В гонках это момент, когда герой отстает – но потом вдруг выжимает педаль газа и за секунды до финиша уходит в отрыв (как будто спасительная идея нажать на газ до этого просто не приходила ему в голову).
В хакерских фильмах это момент, когда что-то случается, – и герой принимается с бешеной скоростью стучать по клавиатуре. В медицинских драмах – извечное «скальпель», «зажим» и «мы его/ее теряем!» под нитевидный пульс. В детективах – следователь, крадущийся по заброшке с пистолетом в вытянутых руках.
Эти клише появляются не от лени, а от безысходности. Потому что их-то, в отличие от всего остального, зритель считывает и понимает, что это значит без многоэтажной экспозиции с объяснением каждого термина. Нажал на газ – значит, гонщик. Стучит по клавиатуре – значит, что-то взламывает. Скальпель – значит, спасает людей. Пистолет – значит, расследует преступления.
Чтобы сделать что-то другое, нужна не просто тонна ресерча. Нужно, чтобы этот ресерч отвечал на вопрос, ответ на который вообще-то появится хорошо если только к десятому драфту сценария: в чем, собственно, тема фильма? Какие у героев ценности? Зачем они делают то, что делают, – и как они это делают?
На этапе ресерча к ответам на эти вопросы почти невозможно пробиться. Реальные люди (например, гонщики) максимум выдавят из себя что-то вроде портосовского «я дерусь просто потому, что дерусь»: «люблю скорость», «в детстве играл в машинки». Потому что увидеть внутреннюю мотивацию и стратегию за видами шин, формами антикрыла и разными состояниями дорожного покрытия – задача не гонщика, а сценариста, который про него пишет.
Но это только одна часть работы. А дальше будет вторая – придумать для этой стратегии и мотивации внешнее выражение, интуитивно ясное зрителю. Чтобы он, зритель, ни разу в жизни не сидевший в болиде, понял, почему герой, решивший выехать с пит-стопа на мягких шинах вместо жестких на сорок четвертом круге, – гениальный гонщик.
Отчасти этому помогает узнаваемая (архетипическая) структура истории. Вот и фильм «F1», который на этой неделе выходит в мировой прокат, начинается как кино про гонщиков (боксеров, пловцов, пилотов), которое мы уже сто раз видели.
Герой Брэда Питта рвет всех на треке, нарушает правила, его не понимают и потому не любят, когда-то он был самородком, но попал в аварию, и с тех пор живет в трейлере и гоняется за гроши, но тут старый друг/соперник приглашает его обучить молодого гонщика и вывести их команду в победители «Формулы 1»...
...А вот дальше создатели «F1» показывают мастер-класс по переводу головоломных условий «Формулы» и зубодробительных терминов аэродинамики на язык кино. У них это не просто перевод внутреннего (скорости и желания победить) во внешнее (нажатие на педаль газа). Это перевод абстрактного (долей секунды, углов поворота и т.п.) во внутреннее (тему фильма) и только потом – во внешнее. В то, через какие действия и диалоги эта тема показана на экране.
В результате создатели фильма погружают нас не столько в мир гонок, сколько во внутренний мир самого гонщика. Оттуда «Формула 1» – совсем не машинки, которые мчатся по кругу, не кубки и не шампанское на финише, не деньги, слава и вечеринки. А что-то другое, что происходит у человека в душе, когда он – вопреки всем законам физики – вдруг летит.
И вот эта эмоция – в отличие от углов поворота и терминов аэродинамики – как раз очень понятна любому зрителю. Именно она и превращает «F1» из еще одного фильма про гонки в потрясающую напряженную драму.
Но для того, чтобы до нее докопаться, надо смотреть на болид не снаружи, а изнутри.