Про болт с резьбой
Мне часто пишут с просьбами рассказать тут о разных событиях или мероприятиях. Я всегда отвечаю, что канал «Осенило – написал» не информационный, и за новостями я не слежу. Но есть новости, на которые нельзя не отреагировать – потому что они говорят о системной проблеме в тех индустриях, где я работаю.
Системная проблема такова: потребители и заказчики культурного продукта в России считают, что культурный продукт, который они потребляют и заказывают, растет на деревьях в готовом виде.
Именно о таком отношении свидетельствует, например, новый законопроект о полном запрете «пропаганды» ЛГБТ+ где бы то ни было – в интернете, в кино и в СМИ, – для всех возрастов. То есть во «взрослом» кино и книгах тоже.
О том, что это сделает с российским книжным рынком, замечательно написала Галина Юзефович в своем Телеграм-канале «Рыба Лоцман»: t.me/ryba_lotsman/627. Добавить к этому, кроме мата, нечего. Но это отличный повод рассказать хотя бы вам, пять тысяч моих читателей, как работает современное книгоиздание – и почему идиотские запреты могут привести к исчезновению не только богопротивных повествований об однополой любви, но и так любимых законодателями романов «о традиционных семейных ценностях».
Для начала давайте разберемся, что значит «издать книгу».
Сперва ее надо написать. Это год-два работы квалифицированного специалиста вида «писатель» (или – менее квалифицированного, вида «начинающий писатель»). В эти год-два «писатель» занимается производством добавленной стоимости в других сферах, не связанных с написанием его книги, спустя рукава. Просто чтобы было на что снять квартиру и забить холодильник сосисками. Ожидать от него, что он параллельно сделает еще что-нибудь полезное для экономики, науки или культуры, – все равно что ожидать этого же самого от садового слизня. То есть можно, конечно, но непонятно, как такое и в голову-то могло прийти.
Умолчим о том, что иногда этот год-два спускается в космический унитаз, потому что по истечению этого срока «писатель» понимает, что написал говно, и решает никому никогда свою рукопись не показывать. (Возможно, кстати, именно это произошло с Пелевиным, у которого в этом году впервые за долгое время не выйдет нового романа. Но это не точно.)
Предположим, «писатель» свою книгу все-таки дописал, и она ничего. Тогда ее должен прочитать литературный агент. Или сразу представитель издательства. Или даже несколько представителей нескольких издательств. В общем, от четырех до пятнадцати высококвалифицированных специалистов, работа которых состоит в том, чтобы отделять зерна от плевел, или хорошие книги – от тех, которые не будут читать, даже если напечатать их на рулонах туалетной бумаги и раздавать бесплатно.
Допустим, рукопись объемом в 500 страниц специалист читает за одну рабочую неделю. Пятнадцать специалистов, читающих одну рукопись, – это 15 рабочих недель. То есть в человекочасах – три с половиной месяца.
Допустим, эту рукопись решают издать. Тогда ее несколько раз читает литературный редактор, потом – верстальщик, потом – корректор, потом – художник, который рисует обложку. (Все это время собственную рукопись многократно перечитывает и сам ее автор, всякий раз поражаясь тому, как это у него так ловко все написалось.) Это еще месяца четыре напряженной работы нескольких специалистов – и я не беру параллельный труд маркетологов, книжных критиков, товароведов и всех остальных, от чьих усилий зависит, найдет ли изданная книга своего читателя.
И вот, значит, все эти люди несколько лет работали над тем, чтобы роман Х появился в магазинах. А теперь им говорят: сюрприз, ребята, месяцы и годы вашей работы надо спустить в унитаз, потому что теперь у нас такие романы распространять нельзя. А какие можно? Другие. А где их взять? Ну, где-нибудь возьмите. Только, желательно, завтра и сразу в готовом виде, а то закрывать книжные магазины по всей стране, пока вы их ищете, как-то неловко...
...Идиотская идея о продуктивности запретов в креативных индустриях необыкновенно живуча. Законодателям, видимо, кажется, что книгоиздание – это как горячая и холодная вода в кране: стоит только прикрутить холодную – и опаньки, «тепленькая пошла». А та простая мысль, что для того, чтобы «тепленькая пошла», на ее обогрев кто-то на другом конце крана должен потратить огромное количество сил и времени, как-то не укладывается в голову.
Мне кажется, это, как и многие другие несовместимые с нормальной работой представления, вышло прямиком из советских школьных учебников по истории. А именно – из тех мест, где говорилось об отделении средств производства от трудящихся. Закончив советскую школу, законодатели и заказчики культурных продуктов принялись рьяно строить то, что сочли капитализмом, и отделять эти самые средства производства от всего на свете. В том числе – от рыночных отношений и здравого смысла.
Проблема в том, что в случае с книгоизданием, например, основным средством производства является мозг писателя (редактора и издателя). И отделить его от трудящегося можно только вместе с головой. Да и в кино, при всем обилии дорогостоящих средств кинопроизводства, основным остается мозг сценариста: если он не исторгнет из себя сценария, то и снимать будет нечего, хоть сто раз запрети что угодно.
Работая сценаристом, я не раз сталкивалась с продюсерами, которые считали, что сценарии и книги заводятся сами по себе, от грязи, и не переведутся даже тогда, когда последний сценарист сдохнет от голода под забором в ожидании обещанного шестьдесят лет назад аванса. Есть горькая ирония в том, что к продюсерам (а заодно и к кинопрокатчикам, и к издателям) точно так же относятся российские законодатели. Они уверены, что фильмы и книги заводятся сами по себе, от грязи, и не переведутся даже тогда, когда последний продюсер, кинопрокатчик и книгоиздатель обанкротится и сдохнет под забором от голода.
В каком-то смысле это, конечно, история из анекдота про хитрую жопу и болт с резьбой. В контексте этого поста он был бы особенно смешным – если бы отражал новейшую законотворческую действительность чуть менее точно и беспощадно.