Про графоманию
Этот пост начался с сообщения от моего отца о том, что 28-е ноября – День графомана (по Игорю Губерману).
Потом я провела у подростков занятие по автофикшну, где мы обсуждали ведение дневников и отсутствие мотивации. И пришли к выводу, что писать интересно, но трудно, так что продолжать писать можно только в том случае, если интерес все-таки перевешивает эту трудность.
То же самое, кстати, верно и про чтение. Читать – в особенности новое и неизвестное – нелегко. Это требует концентрации, усидчивости и прочих интеллектуальных усилий, которых человек в норме избегает. Поэтому продолжать читать можно, только если интерес все эти усилия окупает. Отсюда – интригующие начала романов типа «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», и т.п.
Еще пару дней спустя я вспомнила, как сто лет назад на передаче «Школа злословия» зарубилась с ведущими по поводу определения графомании и того, что отличает настоящего поэта от графомана. И вот сейчас я поняла, наконец, в чем отличие.
Не важно, хорошо ли ты пишешь, плохо – писать всегда трудно. Но интересно. Но очень трудно. Но при этом невероятно интересно.
Между этим «трудно» и «интересно» болтается всякий, кто решает хоть что-нибудь написать, от поста в блоге до фантастической эпопеи в семи томах.
«Интерес» при этом – довольно широкое понятие. Оно включает славу, известность, статусность слова «писатель», свое лицо на обложке, фестивали и презентации, деньги, в конце концов. А еще – стилистические победы, литературное новаторство, создание новых миров, радости сюжетосложения и проработку личных проблем в увлекательной литературной форме.
А вот «трудность» – помимо безденежья и вечного чувства недореализованности – всегда, плюс-минус, одна и та же. Трудно подбирать точные выразительные слова и складывать их во внятные предложения. Трудно придумывать так, чтобы придуманное имело смысл. Трудно держать в голове все необходимые сюжетные повороты. Трудно сидеть за компьютером и продолжать писать, когда тянет гулять, целоваться, купить новое платье и съесть мороженку.
В общем, писать трудно, точка. И если интерес хоть чуть-чуть это все перевешивает, то пишешь. А если не перевешивает, то – мороженка.
Графоману – в классическом понимании человека, километрами производящего бессмысленный и беспощадный текст, – писать более интересно, чем трудно. Но делает он это не за счет повышения интереса, а за счет понижения трудности. То есть – ставя перед собой комфортные писательские задачи, с которыми он точно знает, что делать.
А вот если ты принимаешь трудность писательского ремесла как должное и работаешь с повышением своего интереса – то есть берешься придумывать нечто такое, что заведомо больше тебя, что непросто облечь в слова, нелегко записать, и вообще не факт, что у тебя получится, – вероятно, ты все-таки не графоман, а настоящий писатель.
Хороший или плохой при этом – а фиг его знает. Но трудно тебе уже точно по-настоящему.