Про искренность
Несколько лет назад мне удалось поработать на перформансе англо-немецкого художника Тино Сегала под названием «This Progress», который шел в московском Музее архитектуры.
Не буду рассказывать в деталях, что именно я там делала, чтобы избежать спойлеров: вдруг кому-то из вас удастся попасть на этот перформанс где-нибудь другой стране? Вместо этого расскажу об открытии, которое случилось у меня по ходу дела.
В рамках перформанса я в числе прочих участников должна была вести разговоры с посетителями. Мне надо было выйти к человеку, которого я видела впервые в жизни, и сказать ему что-то, что могло послужить началом для оживленного и взаимно интересного разговора.
Первая фраза, которую я предлагала будущему собеседнику, могла быть какой угодно. Сперва я старалась придумывать оригинальные, интеллектуальные и неожиданные начала для разговоров. Но потом, когда посетителей стало больше, и они пошли плотным потоком, все мои оригинальные и интеллектуальные мысли как-то закончились (их у меня оказалось не так уж и много), и к очередной посетительнице я вышла с ощущением, что мне совершенно нечего ей сказать.
Это было ужасно. Но работа моя заключалась в том, чтобы все-таки что-то сказать, и я ляпнула первое, что пришло мне в голову. Это была вещь, которая меня действительно тогда заботила, но которую я ни за что бы не стала обсуждать ни с кем, тем более с незнакомым человеком. Я сказала буквально следующее: «Никак не могу заставить себя признаться своему бойфренду, что он храпит».
Услышав такое на ступеньках Музея архитектуры, посетительница раскрыла рот. «Ну все, – успела подумать я. – Сейчас-то меня и выгонят из интеллектуальных европейских перформеров». Посетительница оглянулась по сторонам и тихо сказала: «Слушайте, я тоже».
Дальше мы с ней разговаривали как давние подруги. Обсудили мужской храп и как с ним бороться. Поговорили про мужиков. Поделились лайфхаками парной жизни. За время работы на «This Progress» мне удалось поговорить на разные темы с сотнями разных людей, но именно разговор с этой посетительницей я помню в деталях до сих пор. Вернее, даже не сам разговор, а вот это удивительное ощущение неожиданной близости с совершенно чужим человеком.
Откуда взялась эта близость? Очень просто: я сразу начала разговор на искренней личной ноте. Оказывается, если ты готов рискнуть и сказать что-то очень личное, твой собеседник с большой вероятностью тоже рискнет и ответит тебе с той же степенью откровенности. И ваш разговор в целом получится гораздо более искренним и глубоким.
Потом я много раз наблюдала похожий эффект в работе – вернее, во взаимодействии между автором и читателем. Причем не только в сценариях, а везде, от романов до рекламных постов в Фейсбуке. Если автор готов говорить «из себя», а не из некой философской экспертной позиции, то, что он говорит, вызывает у читателя больше отклика.
Этот отклик может быть любым, и совершенно не обязательно благосклонным. В этом есть риск: говоря «из себя», ты предъявляешь миру не свои достижения и умения, а самого себя – и мир волен отнестись к тебе как угодно. Но зато, говоря «из себя», ты даешь и себе, и миру шанс на эмоциональный контакт, которого иначе бы не случилось.
Это не значит, что надо заниматься эмоциональным эксгибиционизмом в стиле «мы покакали», писать только о своих личных переживаниях, и т.д. Смысл этого упражнения – не в выворачивании себя всеми своими стыдными частями наружу. Смысл – в честном разговоре о том, что тебе на самом деле интересно. Что ты правда думаешь или чувствуешь. С чем ты лично согласен или не согласен.
Короче, смысл в том, чтобы говорить о себе правду – особенно в той истории, которую ты придумываешь. Это трудно, потому что для того, чтобы говорить о себе правду, ее нужно прежде всего о себе знать. Самые крутые сценаристы, романисты или вот авторы перформансов – это люди, которые не боятся того, что у них внутри, и не пытаются прикрыть это оберткой жанра, эпатажа или собственной экспертной позиции…
…У студентов – особенно у талантливых – я часто вижу стремление сгладить слишком личную сюжетную линию, сцену, реакцию персонажа. Им страшно показать это все на публике, потому что публика будет давать правки, а это же очень больно – когда правят не какую-то отвлеченную драматургическую задачку, которую ты решил, а прямо-таки тебя, со всеми твоими убеждениями и личным опытом.
Но штука в том, что когда ты придумываешь историю так, чтобы тебя, ее автора, не дай бог потом не обидели, то и сама эта история, и все ее персонажи получаются плоскими и картонными. Потому что в любой истории есть один-единственный живой человек – ее автор. А все остальные участники живы лишь настолько, насколько автор делится с ними своей жизнью. Не абы какой придуманной, а именно той, которую живет сам.
Авторы так и сяк пытаются обойти это правило – с помощью ремесла, скиллов, опыта и теории драматургии. Но факт остается фактом: чтобы хорошо придумывать и писать, надо не бояться быть живым – и быть уязвимым. Это в нашей работе и есть самое сложное.
А за бойфренда своего я, кстати, вышла замуж – после того, как смогла, наконец, рассказать ему, что он храпит.