Про саспенс
Это будет пост 18+. Сценарное мастерство, знаете ли, штука такая.
Так уж вышло, что к настоящему моменту я посмотрела «Оппенгеймера» трижды. И пост, собственно, опять про него, потому что об этом фильме я могу говорить бесконечно.
Самый напряженный эпизод в нем – это, конечно, «Тринити», испытание ядерной бомбы. Хотя все, разумеется, прекрасно знают, чем этот эпизод закончился в истории, – и, соответственно, на экране.
К третьему разу я уже не просто знала, чем все закончится, а выучила «Тринити» наизусть по кадрам. И все равно во время просмотра съела себе пальцы на обеих руках. (Я всегда грызу пальцы, когда в книгах или в кино происходит нечто особенно напряженное).
Выйдя из кинозала с безнадежно испорченным маникюром, я стала думать про саспенс. Откуда он вообще берется – и как с ним работает Кристофер Нолан.
Зритель привык думать, что саспенс – это когда герой ме-е-едленно идет по заброшенному особняку, в котором скрывается маньяк-убийца. Тихонечко открывает дверь из коридора в комнату. И осторожно туда заглядывает…
То есть саспенс – это когда зритель не знает, что случится в следующий момент, и это его пугает. Своего рода страх неизвестности.
На самом деле драматургически саспенс – нечто прямо противоположное. Зрителю ведь прекрасно известно, что в особняке, по которому шарится наш герой, есть маньяк-убийца. И всякий раз, как герой открывает дверь или заглядывает за угол, зритель ждет, что маньяк-убийца выскочит с топором. Не из-за этого угла, так вон из-за того. Или на крайняк из-за следующего. Из-за следующего так уж точно.
Само слово «саспенс» происходит от английского “suspense”, одно из значений которого – «подвешивать», «останавливать». В драматургии «подвешивание» – это когда мы чего-то ждем, а оно все не происходит и не происходит.
То есть саспенс – это не страх неизвестности, а мучительное ожидание того, что известно заранее. Длящаяся прелюдия перед разрядкой.
Для того чтобы это сработало, надо сделать так, чтобы зрителю было хоть что-то известно. Например, заранее показать, что в особняке прячется именно маньяк-убийца, и в руке у него топор. Чем лучше и нагляднее зритель представит себе, что ожидает героя в здании, тем больше саспенса будет в каждом его проходе по коридору.
Именно так это и работает в «Оппенгеймере». Абсолютное большинство его зрителей в курсе, чем закончилось самое напряженное ожидание за всю историю физики. Казалось бы, покажите уже этот взрыв – и пойдем дальше! Так нет: Нолан тянет, и тянет, и тянет, не давая зрителю выдохнуть. Эмоция, которая уже сто раз могла бы найти выход, «останавливается», «подвешивается» – и накапливается до тех пор, пока на экране (и в голове у зрителя) не происходит долгожданный атомный взрыв.
Главное – сделать так, чтобы у зрителя взорвалось тогда же, когда и в фильме. Не раньше и не позже.
Если позже – никакого саспенса не получится: зритель не успеет как следует потомиться в ожидании. А если раньше – зритель будет слишком долго томиться и успеет «перехотеть», то есть почувствует раздражение или скуку.
В общем, все как в сексе. (Наконец-то я написала это прямым текстом, да?) Оттягивание оргазма может сделать прелюдию еще более приятной – при условии, что мы представляем себе, что такое оргазм, как он выглядит и ощущается.
И еще, конечно, если мы понимаем, что делаем.