Про очки

Во-первых, спасибо всем, кто задал вопросы в комментариях к предыдущему посту. Я все эти вопросы сохранила и буду на них отвечать, начиная со следующей недели.

А сейчас напишу о том, что я тут поняла про штампы – на личном опыте.

Начну, как водится, издалека. Всю жизнь у меня было прекрасное зрение – пока год назад меня не настигла возрастная пресбиопия. Кто не знает – это когда плоховато видишь и вблизи, и вдаль, потому что с возрастом глаза хуже адаптируются к изменению фокусного расстояния.

Помогают от этого очки с прогрессивными линзами. В них есть разные зоны фокусировки, и ты просто смотришь в конкретную часть стекла в зависимости от расстояния до предмета.

Жить в этих очках удобно. Но, например, чтобы читать текст с экрана, приходится запрокидывать голову.

Поэтому у меня есть отдельная пара очков для чтения. В них я могу работать, но все, что дальше ноутбука, расплывается.

Обычно на встречи я надеваю очки «для жизни» и беру с собой дополнительные очки «для чтения» – на всякий случай. А тут я выбегала из дома, опаздывая, и очки «для жизни» просто забыла надеть.

В общем, что я хочу сказать. В очках для чтения можно общаться в кафе с человеком, сидящим близко. А вот взглянуть на подошедшего к вам официанта уже не получится. Так что в какой-то момент я поймала себя на жесте, который много раз видела в кино и всегда думала, что это мало того что штамп, так еще и чудовищно нелогичный.

Знаете, когда персонаж сидит за столом и «работает с документами», а к нему приходит герой – и тот, кто за столом, приспускает очки, чтобы посмотреть на него повнимательнее?

Мне казалось: ну блин, у тебя ж на носу очки, логично смотреть сквозь них, а не поверх, если нужно всмотреться в собеседника!

И только на днях я поняла, что в этом штампе у персонажа-очкарика – учителя, следователя или чиновника – на носу просто очки для чтения. Которые он убирает именно для того, чтобы лучше рассмотреть человека, стоящего дальше.

Это я к чему. У любого штампа есть внешняя составляющая – то, что мы видим на экране или в истории, что мы узнаем и на что реагируем словами «фу, штамп». А есть внутренний механизм работы, от зрителя скрытый.

Этот внутренний механизм обычно связан с ситуацией, в которой штамп чаще всего используется, и объясняет как его появление, так и популярность (т.е. почему этот штамп тут так хорошо работает). Например, в ситуации с очками штампованный жест – внимательно посмотреть на кого-то поверх очков – объясняется особенностями зрения, линз и самой мизансцены, предполагающей определенное расстояние между героями.

И да, этот жест – пускай и затертый донельзя – в такой мизансцене очень хорошо работает. Честно. Сама проверяла.

Но, что важно, – именно в такой мизансцене: у героя-очкарика на носу очки для чтения, потому что он в этот момент читает; второй персонаж находится от него чуть дальше, чем текст, но не совсем далеко. Потому что любая другая мизансцена как раз и делает этот жест пустым штампом, игнорируя и разрушая его естественную внутреннюю логику.

Так что, используя штампы, сатирически их обыгрывая, а тем более горделиво отказываясь от них, хорошо бы сперва разобраться в этой самой их внутренней логике. Просто чтобы понять, от чего именно вы отказываетесь в каждом конкретном случае.

От попытки увидеть лицо собеседника? От дальнозоркости? Или от очков?

#штамп #очки #мизансцена #мастерство

Про штампы

Есть в нашей профессии вещи неизменные. Сползающие дедлайны; хвосты по выплатам за финальный драфт; студенты, отказывающиеся от сюжетного хода, потому что это клише.

Я всегда говорю им: что-то стало клише, потому что оно работает. Неработающие вещи в штампы не превращаются, потому что их никто не использует больше одного раза.

Да, от постоянного использования содержание штампа как будто стирается, и остается только набившая оскомину форма. Но еще остается сам его внутренний механизм – который, повторяю, работает. От него грех отказываться; надо только понять, как его встроить конкретно в вашу историю.

Например, одному из самых бородатых поэтических штампов нашлось блестящее применение в пушкинском «Евгении Онегине». Помните, в четвертой главе – «И вот уже трещат морозы // и серебрятся средь полей… // (читатель ждет уж рифмы розы; // на, вот возьми ее скорей!)»?

Что может быть затасканнее, чем рифма «розы – морозы»? Только рифма «кровь – любовь» (которую, кстати, Пушкин тоже не гнушался использовать). Казалось бы, в экспериментальном и новаторском романе «Евгений Онегин» с «морозами» надо было рифмовать что угодно, только не «розы».

Но почему эта рифма затаскана? Потому что она точна. И что же делает Пушкин? Во-первых, использует прием, который через двести лет станет любимым способом сценаристов для закрывания сюжетных дыр. Способ такой: если в сценарии у тебя сюжетная дыра или рояль в кустах, признай это вслух устами кого-нибудь из героев – и зритель не возмутится. «Читатель ждет уж рифмы розы»: это не поэт ничего оригинальнее не придумал, а читательские ожидания заставили его сдаться, заодно сыронизировав над ситуацией.

А во-вторых, Пушкин делает эту точную, но затасканную рифму… еще точней: она у него богатая. Это стиховедческий термин: богатая рифма – когда созвучны не только ударные и заударные слоги в рифмующихся словах, но и предударные, как здесь: морозы – [риф]мы-розы.

Второй пример виртуозного использования штампа – уже из кино. Вернее, из сериала.

Недавно я по работе пересматривала Mad Men – эпизод, когда Дон ссорится со своей первой женой Бетти в спальне, где спит их младший ребенок, совсем еще маленький.

Вы уже, разумеется, поняли: в ключевой момент ссоры младенец просыпается с плачем, и ссора на этом вынуждена закончиться.

Это один из самых расхожих способов прекратить спор героев, который не может прийти к разрешению: перебить его взрывом, появлением третьего персонажа с новой информацией – или вот плачем ребенка, проснувшегося в самый удобный для сценариста момент.

Казалось бы, штамп, клише, и вообще фу так делать. Я так и думала – до тех пор, пока у меня не родился сын, и я не научилась различать разные его плачи по тембру и интонациям.

И вот на днях, дойдя до этого эпизода в сериале, я вдруг узнала этот детский плач – горькое и совершенно безутешное испуганное рыдание. Мой сын просыпается с таким среди ночи, если ему приснился кошмар и болят зубы, – то есть когда его мир рушится, наполняя ужасом все его крошечное существо.

Думаю, у звукорежиссера этой серии тоже есть дети. Или он просто дал себе труд подумать о том, как именно работает этот штамп. Плач младенца из-за ссоры героев – это не просто перебивка спора громким звуком, а экзистенциальный ужас от ссоры родителей, который младенец – тоже персонаж этой сцены – может выразить единственным доступным его способом: через плач.

В сценарии этого не пропишешь. Вернее, можно заморочиться и описать этот плач так, что и у читателя сердце кровью обольется; но это именно заморочиться. А так, в стандартной сценарной записи, ремарка про плач ребенка выглядит самым обыкновенным штампом.

Получается, это уже ответственность режиссера – не отметать его сразу как штамп, а подумать, что за механизм в этом штампе работает, и как его можно использовать в своем фильме.

Например, можно вникнуть в то, как именно должен плакать этот младенец. С какой интенцией...

...Тогда и для зрителя это станет не громким звуком, которым удобно прервать безнадежный спор двух героев, а эмоциональным пиком сцены, от которой сердце почему-то разрывается, хотя казалось бы: ну, муж с женой ругаются, ну и что?

#штамп #мастерство #пушкин #MadMen #ЕвгенийОнегин #рифма