Про «голый» текст

До меня доехало несколько авторских экземпляров моего «Гарторикса» – как нынче водится, причудливым способом, с неожиданно подвернувшейся оказией. Но я наконец-то взяла свою книгу в руки (см. фото) – позже, чем многие ее читатели, – открыла и увидела свой текст на настоящей книжной странице.

Это, я вам скажу, особенное ощущение.

«Гарторикс. Перенос» – не первая книга, которая у меня вышла. До нее был нон-фикшн «Рунет: Сотворенные кумиры» про историю русскоязычной блогосферы, а до него – несколько сборников стихотворений. Вроде бы я должна уже привыкнуть – но нет: всякий раз мне кажется, что текст, перенесенный из документа Word на страницу изданной книги, становится совсем другим.

Это известная аберрация восприятия, и многие мои коллеги пользуются ею как лайфхаком. Когда я работала в журнале, у нас был стандартный редакторский прием: получив от внештатника файл с текстом, поменять там шрифт. Это помогало увидеть текст в новом свете, со всеми его огрехами – и с новыми смыслами.

Сам текст при этом никак не менялся. Но визуально он выглядел иначе – и читался он уже по-другому.

Это работает не только с чужими текстами. Например, отличный способ вычитать свой сценарий на предмет опечаток и драматургических косяков – это распечатать его на принтере.

В ноутбуке автор читает каждую свою страницу как родную, незаметно для себя достраивая и подменяя ее той идеальной страницей блестящего сценария, которую он стремился написать, но не факт, что ему удалось. А на бумаге та же страница вдруг лишается этой подсознательной надстройки, и текст на ней становится голым и каким-то чужим. В нем теперь есть только то, что на странице, – ни больше, ни меньше.

Поэтому открывать свежее издание своего романа интересно, но очень страшно. Финальную верстку мы со всеми редакторами прочитали по несколько раз, но все равно – вдруг он там, под обложкой, совсем не такой, как был в моем родном ноутбуке с вываливающимися клавишами «о» и «н»? Вдруг часть истории Гарторикса, которая булькала у меня в голове невнятным сюжетным супом, так там и осталась? Что прочитает в этом романе читатель – и что прочитаю в нем я, теперь, когда я стала точно таким же его читателем, как все остальные?

Эти проклятые вопросы мучают любого автора, который открывает свой изданный текст впервые. Мучаюсь ими и я – вот прямо сейчас, устроившись на диване с собственной книжкой. Но вместе с тем я, конечно же, счастлива. И еще – мне ужасно любопытно: какой он все-таки, этот Гарторикс? Теперь, когда он существует не только у меня в голове.

#гарторикс #роман #премьера #издание #редактура

Я с романом в руках :)

Про хорошего и плохого редактора

О том, что такое хороший редактор в принципе, я уже неоднократно писала. Например, тут: t.me/screenspiration/27. А вот как понять, что редактор, которого вы только нашли и собираетесь нанимать, – хороший?

На заре сценарной карьеры мне повезло работать с одним крупным российским продюсером. У нас очень неплохо шел проект; я работала со скоростью новичка, который выворачивается наизнанку, мечтая зацепиться в киноиндустрии, и сдавала за драфтом драфт – судя по продюсерским комментариям, один лучше другого.

И вдруг в тот момент, когда я ощутила себя сценаристом, у которого вот-вот примут первый в жизни финальный драфт, мне позвонила помощница продюсера со словами: «Не хотите пойти к нам в компанию редактором на зарплату? NN (продюсер, от которого я с трепетом ждала признания своих сценаристских заслуг) хочет вас нанять».

Я как раз только что перестала быть редактором отдела в журнале «Русский Репортер», потому что решилась, наконец, быть сценаристом. И предложение снова стать редактором – пусть даже в очень хорошей кинокомпании, – показалось мне не просто странным или несвоевременным. Оно меня ужасно обидело.

Это предложение означало, что меня как сценариста, в общем, сливают. Мол, я мыслю шаблонами, ничего не умею и в целом как-то недостаточно креативна, а потому все, на что я гожусь, – это рецензировать и править сценарии, написанные настоящими сценаристами. Так же, как до этого я много лет рецензировала и правила репортажи, написанные настоящими репортерами. Да что же это за нафиг!

Разумеется, от предложения стать редактором в крупной кинокомпании я с негодованием отказалась. Сейчас, спустя много лет, я думаю, что все-таки была права – во всем, кроме, собственно, негодования.

В деле создания хорошего сценария редактор – едва ли не более важная профессия, чем сценарист. Как известно, по хорошему сценарию можно снять как хорошее, так и плохое кино; а вот по плохому сценарию – только плохое. Со сценаристом и редактором та же фигня. Хороший сценарист может написать как хороший, так и плохой сценарий; но вот если у хорошего сценариста плохой редактор, то и сценарий будет говно.

Именно поэтому найти хорошего редактора в свой продакшн – это как найти курицу, несущую золотые яйца, и пристегнуть ее к батарее с помощью хорошей зарплаты, уютного офиса, толстого соцпакета и всего остального, о чем сценарист, даже настоящий, может разве что помечтать в ночь перед четырьмя дедлайнами. Но как все-таки понять, хорошего редактора ты нашел или плохого?

Точно не по скиллам, которые ассоциируются с редакторской работой как таковой. Хороший редактор – это необязательно человек, который быстро читает, структурно мыслит и видел все, что выходило на большие и маленькие экраны за последние двадцать лет (хотя все это поможет ему сохранять спокойствие и рассудок в ходе работы). Хороший редактор – это две очень важные штуки, без которых вообще ничего не получится.

Во-первых, это способность видеть в любом драфте сценария ту историю, которая может получиться в итоге, а не ту, которая есть в нем прямо сейчас.

В любом драфте, кроме финального (а часто даже и в нем), история, над которой идет работа, завалена неточными репликами и ходульными реакциями персонажей, экзотическими представлениями сценариста о жизни и драматургическим мусором, который налип на мозги этого сценариста за годы обучения и работы.

В первом драфте под этими культурными слоями никакой истории часто даже и не видно. Ее очертания начинают проступать драфту к четвертому – но только при условии, что среди тех, кто над этой историей работает, есть человек, который хотя бы примерно представляет себе глубину залегания, размеры и форму искомого объекта.

Этим человеком почти никогда не является сам сценарист. Он обычно стоит по пояс в грязи в котловане и только знай себе машет лопатой, куда получается. А вот редактор должен понимать, куда мы отсюда копаем, и направлять бешеную лопату сценариста так, чтобы тот и сам не убился, и ископаемую историю не повредил...

...Этот «взгляд вперед», сквозь текущие драфты сценария к финальному, в котором все уже, наконец, сложилось, удерживает заказчика от нервного срыва, а сценариста – от самоубийства, пока финального драфта еще нет, а есть только первые шаги к нему, каждый из которых ужасен и безнадежен. И принадлежит этот взгляд обычно редактору – если он хороший.

Вторая и главная вещь, которая делает редактора хорошим, – это его категорическое нежелание быть сценаристом.

Если редактор хочет быть сценаристом – или даже уже является сценаристом, причем хорошим, – он всегда будет писать свой сценарий поверх любого, что попадет к нему в руки. И поверх любого из сценаристов, которые этот сценарий пишут на самом деле. Это значит, что у вас в продакшне вместо десяти сценаристов, работающих на пятнадцати проектах, будет один автор, который пишет пятнадцать сценариев одновременно. Может ли хоть один из этих сценариев получиться в итоге хорошим?

Если редактор не пытается быть сценаристом, он не пишет за других – ни письменно, ни устно, на встречах с автором. Он, в основном, слушает и задает вопросы. И главное – он понимает, что, как бы ясно он ни представлял себе ту историю, которую предстоит раскопать, лопата все равно остается в руках сценариста. И копать будет именно сценарист – отсюда и до обеда.

Именно поэтому я до сих пор считаю, что крупный продюсер NN ошибался тогда на мой счет. Уж слишком я люблю помахать лопатой как следует.

#редактура #лопата #разработка #профессия

Про ритм текста

Те, кто читал роман Гончарова «Обломов», помнят, что его главный герой, Илья Ильич Обломов, все время пытался писать. В хорошие дни – когда он не лежал на диване и не ленился, – писать у него получалось хорошо. В частности, пишет Гончаров, у Обломова никогда не сталкивались два «что» и два «который» в одном и том же предложении.

В плохие дни, когда Обломов ленился (а на самом деле, как мы сейчас понимаем, пребывал в состоянии клинической депрессии), «что» и «который» налезали друг на друга в каждой написанной им фразе и не давали ему даже закончить страницу.

Сейчас, редактируя свой роман, я очень хорошо понимаю всю боль Обломова.

Это действительно сводит с ума. У тебя есть мысль или образ – и есть весьма ограниченный набор слов, которыми ты пытаешься эту мысль или образ выразить. И если существительные, прилагательные и глаголы еще более или менее можно разнообразить, то вот эти служебные слова, которые все время везде повторяются, – сущее наказание.

Я часами сижу над текстом романа, переставляя одни и те же слова в одном и том же абзаце. Если вот здесь убрать слово «который», которое навязчиво повторяется в следующем предложении, то вроде бы станет лучше. Но тогда не будет понятно, о чем идет речь. Можно заменить «который» причастным оборотом – но он фонетически неуклюже сочетается с двумя соседними словами, в которых тоже полно шипящих. Ах вот, значит, почему я все-таки влепила сюда «который», когда писала этот кусок, хотя причастный оборот тут был бы гораздо лучше!

На каждом шагу, заменяя какое-нибудь слово синонимом, я вдруг обнаруживаю, что через фразу оно повторяется в другом контексте, а значит, здесь его лучше не трогать, но тогда надо что-то придумывать с этим самым контекстом, потому что дальше то же слово повторяется в третий раз, а это совершенно недопустимо.

Все это очень напоминает игру в шахматы с самим собой – но только в прошлом, где ты сам у себя уже выиграл, использовав все доступные тебе ходы. И написать лучше у тебя уже не получится – для этого надо было тогда, в прошлом, быть более лучшим писателем.

В плохие дни – как сегодня, когда я редактирую текст романа, а сосед снизу чинит балкон с помощью перфоратора и отбойного молотка, – это мелочное переставление одинаковых слов туда-сюда сводит меня с ума. И я начинаю задаваться вопросом: а какого хрена я, собственно, делаю?

Ответ на этот вопрос оказывается неожиданно простым – достаточно перечитать текст романа на свежую голову, сделав перерыв в этой муторной мелочной редактуре.

Дело в том, что прозаический текст – даже предназначенный для чтения про себя – все равно звучит. У него есть определенный словесный ритм, как у стихотворения. И чаще всего я меняю слова в абзаце и переставляю их с места на место с одной целью – чтобы в результате получилось нужное мне количество ударных и безударных слогов с нужным ритмическим рисунком.

Звучит как бред сумасшедшего. Но я как читатель всегда могу отличить прозаический текст, построенный таким образом, от текста, чей автор забил на этот внутренний фразовый ритм и просто описывает, например, действие – шаг за шагом.

Есть определенная связь между фразовым ритмом прозы и теми эмоциями, которые получает от этой прозы читатель. Она не прямая, а, скорее, интуитивная – как в стихах. Ведь почему-то четырехстопный хорей звучит нам весело, а пятистопный ямб – скорее, меланхолично, хотя это просто чередование ударных и безударных слогов, вроде бы не имеющее отношения к тому, о чем говорится в стихотворении.

В прозе так же – только ритмических вариантов одного и того же предложения гораздо больше. Поэтому при редактуре я иногда прогоняю слово «который» по пяти или шести позициям внутри фразы, каждый раз перечитывая эту фразу заново, чтобы услышать, где оно зазвучит лучше...

...В сценариях – если бы мы успевали их редактировать так, как надо, а не так, как того требует дедлайн заказчика, – это тоже работает. Хорошо звучать при чтении должен не только диалог, но и описание действия, – потому что его тоже читают люди. И эти люди должны испытать от чтения текста эмоции – иначе они не захотят его ни запускать, ни репетировать, ни снимать, ни даже тупо оплачивать. То есть, конечно, если история хорошо сложена, и поворотные пункты на месте, то все равно запустят, снимут, и даже скрепя сердце оплатят. Но – без удовольствия.

А удовольствие в нашей работе, согласитесь, самое главное. Причем оно начинается именно с чтения: для того чтобы режиссер и артисты поняли, какую эмоцию им надо выразить на экране, эту эмоцию они должны получить со страниц сценария – в том числе и из фразового ритма текста, который они непременно почувствуют, если будут читать внимательно.

Другое дело, что сценарии почти никто не читает внимательно. Я и сама нередко читаю их наискосок – особенно студенческие, особенно ближе к концу семестра. И поэтому кажется, что выдрачивать фразовый ритм в каждой сценарной ремарке – это какая-то удивительная по своей бессмысленности задача.

Но при этом даже мне вдруг нет-нет да и попадется сценарный текст, который вдруг начинает звучать в голове, вызывая новые – или давно забытые – эмоции.

Как он это делает? Непонятно. Так же, как и стихи.

#ритм #редактура #обломов #роман #гарторикс