Про заработки в кино

Обсуждая свою профессию и работу с людьми, далекими от кино, я рано или поздно получаю сакраментальный вопрос: «А сколько сценаристы вообще зарабатывают?». И всякий раз испытываю неловкость, потому что честный ответ – не знаю.

Я, как и подавляющее большинство моих коллег, могу ответить только за себя – сколько зарабатываю лично я. (Но отвечать не буду.) Во-первых, потому, что разброс авторских гонораров по рынку очень большой: скажем, за одну и ту же серию часовой драмы новичок может получить одну сумму, а опытный автор – в несколько раз больше. На сколько договорился лично ты, используя свою харизму, наработанную фильмографию и природную наглость, то и будет.

А во-вторых, потому что ни я, ни мои коллеги не любим рассказывать о своих заработках публично.

Но теперь мне есть куда послать тех, кто хочет все знать, несмотря ни на что. Московская школа кино совместно с Кинопоиском провела большое исследование заработков по разным кинопрофессиям в России.

Я поучаствовала в разделе о сценаристах – как один из экспертов и консультантов. Так что написанное там имеет некоторое отношение и к моей ситуации тоже. Но написать об этом исследовании я решила не поэтому.

Для меня самая интересная часть статьи – про заработки остальных профессий. Сценаристы почти никогда не знают гонораров своих собратьев (для этого есть агенты) – но вот про гонорары композиторов, операторов и художников-постановщиков они даже не задумываются. А меж тем полезно про них почитать – и понять, что нам, сценаристам, очень даже неплохо живется. Во всяком случае, на бумаге.

Вообще разговор о деньгах в нашей творческой индустрии всегда неловкий и недостаточно откровенный. Профсоюзы и гильдии занимаются вопросами творческого самоопределения, но, как доходит до обсуждения гонораров, роялти и медстраховок, умывают руки. Даже на встрече с заказчиком сценарист на прямой вопрос (сколько денег вы хотите?) отвечает неопределенным мычанием и контактами своего агента.

Почему? Очень просто: в нашей проектной работе сумма, которую ты заработал, напрямую связана с твоей самооценкой как специалиста. Если ты такой умный, что даже преподаешь на курсах сценарного мастерства, – давай, покажи свой мерседес последней модели и умный домик в Испании. А если у тебя их нет, то какого черта ты объясняешь нам, на какой странице должно быть первое поворотное событие?

Получается порочный круг: самооценка не дает сценаристу просить у заказчика больше денег, заказчик платит ему по нижней границе рынка, а это роняет самооценку и не дает сценаристу просить у заказчика больше денег. И вообще – говорить о деньгах с кем-либо. Или, например, проверять репутацию заказчика на рынке, прежде чем соглашаться работать с ним.

Будем честны: для начинающих сценаристов сам факт обращения к ним продюсера поднимает самооценку похлеще жирного гонорара (до которого, как правило, еще как до Луны). Поэтому начинающие даже не поднимают вопрос о деньгах и на все соглашаются, даже если вторым предложением после логлайна продюсер им сообщает, что денег нет, и гонорар он выплатит после премьеры в Каннах.

Все начинают работать, и никто ничего не говорит. Из-за того, что система заработков в индустрии непрозрачна, сценаристу кажется, что все настоящие профессионалы давно сидят в собственных виллах на берегу морей, и только он, неудачник, пишет очередной синопсис за жалкие 50 тысяч рублей (между прочим, две месячные зарплаты учителя в Пермском крае).

Вырваться из этого порочного круга помогает только прозрачность – и гонораров, и заработков, и самой системы производственного ценнообразования. Именно поэтому мне понравилось, что исследование у ребят было полностью анонимным: они пишут о том, сколько зарабатывает не Вася Пупкин, любимый сценарист Бондарчука и Звягинцева, автор всех блокбастеров за последние десять лет, находящийся на карьерной вершине, принципиально недосягаемой для простых смертных, – а «средний сценарист». То есть – вы и я...

...Вернее, они пишут о том, сколько этот средний сценарист должен зарабатывать – при условии, что договоренности с заказчиком соблюдаются, и репутация этого заказчика проверена рынком. А этого можно добиться, только сняв напряжение с темы денег и сделав ее таким же обычным предметом для обсуждения, как формат и сроки будущего проекта.

Ну и еще: сценаристам полезно знать, что в списке расходов продюсера на проект их гонорар – вообще десятая, если не двадцатая строка мелким шрифтом. С одной стороны, это значит, что если сценарист в разумных пределах поднимет ставку, то проект в ту же секунду не прогорит.

А с другой – проект этот будут делать десятки, если не сотни разных людей. И все они предполагают на нем хоть сколько-то заработать.

Так что история в его основе должна быть такой, чтобы всех накормить, и еще немного осталось.

#деньги #МШК #Кинопоиск #коммуникация #заказчик

Про «Avatar: The Way of Water»

Я очень редко разбираю в этом канале чужие фильмы. Но все, что делает Джеймс Кэмерон, не просто заслуживает разбора; это обязательный к изучению материал для всех, кто хочет понять природу кинематографа.

Да, я фанат кэмероновской киновселенной. Но не только из-за ее спецэффектов и технологического совершенства, сумасшедших бюджетов и не менее сумасшедших сборов. Дело в том, что почти в каждом своем фильме, начиная еще с «Терминатора», Кэмерон исследует и расширяет границы киноискусства. Но совсем не так, как положено.

Традиционно границами киноискусства занимается артхаус и экспериментальное кино; это его хлеб и оправдание субсидированной модели существования. Коммерческое кино со своими блокбастерами идет в фарватере и пользуется его, артхауса, открытиями и достижениями, пережевывая их для широкой публики.

Кэмерон, если и пережевывает что-либо, то только свои собственные открытия и достижения. В свое время один мой друг сказал очень точную фразу про его «Титаник»: «Этот фильм показал, сколько денег человечество в принципе готово потратить на поход в кино».

Много лет «Титаник» был первым и единственным фильмом, собравшим в мировом прокате почти два миллиарда долларов, пока в 2009-м не появился «Аватар» с почти тремя миллиардами сборов, а вслед за ним – и все остальное 3D-кино со «средним чеком» около миллиарда.

При этом критики – особенно те, кто видит в кино «мессидж» и «нарратив» и снисходительно отмахивается от графики, визуальных эффектов и прочих «технических» оскаровских номинаций, – поругивают «Титаник» за сопливую мелодраму, «Терминатор» – за топорность истории, а оба «Аватара» – за примитивный сюжет, позаимствованный из детских книжек про индейцев. И они, безусловно, правы – потому что Кэмерона в кино занимает совсем не это, а природа зрительского восприятия.

В этом смысле простенькая любовная история – хороший инструмент, потому что она не перегружает зрителя и не отвлекает его от переживания того, что происходит в кинозале, – не с персонажами фильма, а с ним самим. После «Титаника» все стали снимать масштабные фильмы-катастрофы, потому что вдруг оказалось, что с помощью примитивного сюжета и технических инноваций можно заставить зрителя пережить глобальную гибель мира. А после первого «Аватара» выяснилось, что зрителя можно поместить непосредственно в сам этот гибнущий мир.

В нынешнем «Аватаре» стало ясно, что зритель может провести в этом гибнущем мире сколько угодно времени. То есть – фактически поселиться.

СПОЙЛЕРОВ дальше почти не будет, потому что они здесь вообще не главное. В пиратском русском прокате подзаголовок этого фильма перевели как «путь воды», хотя точнее было бы «образ действий»: вода, как бы говорит нам Кэмерон, действует таким образом. Она растворяет айсберги, размывает берега, точит камень, - так же, как этот «Аватары» потихоньку размывают представление о том, что такое фильм.

Во-первых, «Avatar: The Way of Water» идет больше трех часов – при том, что коммерчески эффективный для кинотеатра «слот» – это максимум два с половиной.

Во-вторых, этот фильм ждали с 2009 года. Знаете ли вы других режиссеров, которые бы выпускали сиквел к своему фильму через 12 лет – и всерьез рассчитывали на успех? Или хотя бы просто на то, что героев первого фильма еще кто-то помнит?

В-третьих, нынешний «Аватар» – первый из четырех (!) следующих «Аватаров». И вот это – самое интересное.

Бюджет нового «Аватара» оценивают в 350-460 миллионов долларов. Вероятно, это бюджет сразу двух фильмов, этого и следующего, которые снимали одновременно. По сути, это модель сериального производства: чтобы сэкономить деньги, все серии сезона обычно снимают вместе. То есть Кэмерон, по сути, снял адски дорогой сериал в 3D – и, за неимением иных технологических возможностей, выпустил его в кинотеатральный прокат...

...То, что мы посмотрели сейчас, даже по хронометражу тянет на четыре-пять серий, так что можно сказать, что мы «забинджили» первый сезон. Если бы у нас была возможность посмотреть это как классический сериал, дома, прерываясь каждые 40 минут, мы бы увидели, что история в нынешнем «Аватаре» гораздо больше, чем один полнометражный фильм, – хотя бы потому, что действие охватывает как минимум пару поколений. Из недавнего тут кстати вспоминается «Дом дракона» – как история, которую тоже при всем желании не запихнуть в один полный метр в силу ее масштаба.

Можно предположить, что и следующие «Аватары» будут этакими сериальными сезонами, склеенными в мега-фильмы. Пока что у нас нет технической возможности смотреть их как сериалы, – потому что это не просто сериалы, а сериалы в 3D, предназначенные для просмотра в специальных очках и на большом экране. Монополия на эти средства воспроизводства принадлежит кинотеатрам – до поры до времени, пока 3D-сериалов не стало больше, и рынок не перестроился, как он всегда перестраивается вслед за кэмероновскими инновациями, чтобы предложить зрителям новый способ получения эмоционального опыта за новые деньги.

В этом смысле нынешний «Аватар», как и другие фильмы Кэмерона, направлен в будущее – но не персонажей на экране, а зрителей в зале. Туда, где мы смотрим сериалы в 3D у себя дома, и действие их разворачивается в виртуальной реальности вокруг нас.

Кстати, это будущее уже видно в титрах. Если раньше в кино главным был список актеров, то в «Аватаре» он до смешного короткий и какой-то необязательный. А вот после него идет бесконечная вереница технических специалистов, которые и создали этот мир и его историю. Одно только перечисление всех, кто работал над композитингом (цифровым совмещением разных изображений в одном кадре) занимает целый экран. В общем, титры «Аватара» напоминают титры к масштабной компьютерной игре – только с бюджетом, который ни одной игре в мире даже не снился.

Зрелище, которое создал Кэмерон, конечно же, не игра. Но уже и не совсем кино. Это гибридное искусство, для которого мы еще толком не придумали названия. Но Кэмерон его уже создает – а мы его уже смотрим.

#аватар #кэмерон #3D #индустрия #деньги

Про цензуру

Пару лет назад я писала здесь про самоцензуру – в связи с задержанием Ивана Голунова: t.me/screenspiration/64. Теперь пришло время написать про цензуру – в связи с выходом статьи Олеси Герасименко «“У нас запрет на реальность”. Почему в российском кино и сериалах все больше табу» (www.bbc.com/russian/features-59255248).

Статью эту пересылают друг другу киношники, хотя для них там нет ничего нового: это реальность, в которой мы живем и работаем уже несколько лет. Но когда обсуждаешь признаки этой реальности с теми, кто не имеет отношения к киноиндустрии, вдруг выясняется, что во всем этом есть два очень важных момента, до такой степени «замыленные» всем остальным пиздецом, что даже кинематографисты их как будто не видят.

Первый момент такой. При всей нелюбви либерально-кинематографической общественности к тому, что делает Сергей Минаев, кейс его сериала «Спойлер», который в нынешних условиях не могут выпустить, хотя, когда он затевался несколько лет назад, ничто не предвещало беды, одновременно показательный – и угрожающий.

Минаев, который ни разу не оппозиционер и даже не сочувствующий, начал разрабатывать политический сериал, наверняка заручившись всеми необходимыми разрешениями и отмашками. Набор этих разрешений и отмашек, равно как и того, что можно и нельзя в сериалах, действие в которых опасно приближается к реальности, вроде бы всем известен. Но в процессе производства вдруг оказалось, что этот набор изменился – и продолжает меняться у нас на глазах. Граница дозволенного не стоит на месте; она ползет – и ползет быстрее, чем движется производство полноценного кино- и телепроекта.

Это значит, что, начиная абсолютно любой проект в России, его создатели не успеют выпустить его до того, как граница дозволенного окажется где-то в другом месте. То есть – до того, как придется переписывать сценарий, или переснимать эпизоды, или вырезать на монтаже сюжетные линии с теми или иными артистами.

Цикл производства качественного кинопроекта – два-три года, если очень спешить. То, что можно было написать или снять в конце 2020-го, сейчас, в конце 2021-го, уже нельзя показать.

Те, кто производит наше кино сегодня, оказались в петле времени, из которой нет хорошего выхода. Запуская проект, они каждые полгода будут вынуждены начинать его разработку заново – с учетом «новых реалий». И не смогут довести ни одну из этих разработок до конца, потому что на это тупо нужно больше времени, чем занимает очередная смена этих реалий.

Единственное, что можно сделать в этих условиях, – выпускать на экраны то, что можно слепить за полгода: сырой сценарий, картонных героев, убогие диалоги, идиотскую режиссуру и плохую игру актеров. То есть все то, за что ругают российское кино и сериалы те, кто их сегодня и так не смотрит.

С этим связан второй важный момент. Он не столько про саму цензуру, сколько про наше к ней отношение.

Большая часть разговоров с «просто зрителями», которые я веду на эту тему, начинаются и заканчиваются одним и тем же. Мне говорят: но ведь кино снимается на деньги государства (вообще-то это не совсем так, но допустим); логично, что государство требует от тех, кто его снимает, определенного поведения/высказываний/убеждений. Хотите ходить на митинги – не снимайтесь в проектах, которые финансирует Газпром-Медиа Холдинг. Или, упрощая этот тезис до народного, «кто девушку ужинает, тот ее и танцует».

Обычно этот аргумент приводят те же люди, которые следом говорят, что современные российские фильмы и сериалы – унылое говно. И уточняют, что ничего российского давно не смотрят и не собираются, но мнение тем не менее имеют. И вот что поразительно: эти люди не видят прямой связи между утверждением «кто платит, тот и заказывает музыку», – и тем, что музыка получается, мягко говоря, не очень.

Это заблуждение – про бесправие девушки, танцуемой на деньги заказчика, – разделяют не только люди, далекие от кинопроизводства. Оно пронизывает всю нашу индустрию сверху донизу…

…Нам всем, от продюсеров и до выпускников сценарных курсов, кажется, что, когда кто-то дает денег «на творчество», он не инвестирует в конкретный проект, который при определенном стечении обстоятельств может выстрелить и принести инвестору прибыль, славу и моральное удовлетворение, а покупает себе крепостного художника. Не важно, что там этот художник собирается написать или снять; важно, что он весь с потрохами принадлежит своему меценату. «А захочу – станцует».

Количество уплаченных денег, кстати, не имеет значения. Важен сам факт: сакральная передача средств означает абсолютную власть того, кто передал, над тем, кому передали. В договоре авторского заказа может быть написано что угодно, это никого не волнует. После перечисления аванса три обозначенных в договоре драфта превращаются в пятьдесят, сроки выплат ползут, как та самая граница дозволенного, а любые права исполнителя обнуляются – в том числе, например, право на отдых и на свободу самовыражения, записанную в Конституции.

Это начинается со вчерашнего студента киношколы, с которым заказчик заключает кабальный контракт, предусматривающий добровольную сдачу почки и пожизненную безвозмездную работу на проекте после перевода чисто символического аванса. Но студентом киношколы это не ограничивается. Тот же самый заказчик, получая деньги на свой проект от Минкульта, оказывается точно в таком же положении – потому что верит, что так и должно быть. Кто девушку ужинает, тот ее и танцует.

Покупая себе сценариста, этот заказчик точно так же не чувствует, что вкладывается в конкретный проект, который может выстрелить и принести ему прибыль, славу и моральное удовлетворение. Потому что вкладывается он на самом деле не в проект, а в ощущение власти над другим человеком. Над его личным временем (отсюда – производственные звонки в три часа ночи с субботы на воскресенье). Над его бытом и планами (отсюда – недоумение при слове «отпуск» или «больничный»). Над его жизнью в целом.

Это ощущение абсолютной власти и становится главным продуктом кинопроизводства – для всех участников, которые могут за него заплатить. А что там напишут в сценариях и выпустят на экраны, не так уж важно. Тем более что и получится-то унылое говно, как всегда.

#цензура #заказчик #деньги

Про full time и part time

Однажды в начале моей карьеры сценариста на пятом часу рабочей встречи я сказала продюсеру, что мне пора уходить на встречу по другому проекту. (На самом деле мне просто невыносимо хотелось в туалет, но сценаристы в этом смысле как прекрасные принцессы.)

Продюсер меня отпустил, обиженно заявив, что вообще-то ему нужно все мое время без остатка. Как начинающему и не очень уверенному в себе автору, мне, конечно, было приятно услышать, что я нужна заказчику даже больше, чем сиська – младенцу на грудном вскармливании. Но мысль о том, что это не вполне здоровые рабочие отношения, закралась уже тогда.

Постепенно я поняла, что заказчик, которому нужно 100% времени

сценариста, просто не умеет эффективно планировать работу над проектом. И, соответственно, не может ставить задачи так, чтобы их было реально выполнить в назначенные сроки.

У такого заказчика есть ряд характерных признаков. Например, он обычно звонит (или хотя бы пишет) в три часа ночи с субботы на воскресенье, потому что ему как раз приснилась неплохая идея для очередной серии. Или он требует, чтобы вы сдали ему поэпизодник прямо из роддома, потому что завтра он улетает на Мальдивы, и ему нечего будет читать в самолете.

В общем, это заказчик, который относится к вашему времени так же, как к деньгам. Просто ему нужны все деньги мира, потому что он еще не решил, хочет ли он купить себе хомячка или 300-метровую яхту.

Но яхта яхтой, а в туалет (или на встречу по другому проекту) сценарист иногда все-таки вынужден отлучаться. Возникает вопрос: как распределить рабочее время так, чтобы его хватило и сценаристу, и всем его заказчикам, и родственникам, и еще хотя бы на аквариумную рыбку? Тем более что времени этого совсем не так много, как полагает заказчик, который хочет получить его целиком.

Если внимательно и, главное, честно записывать все, чем сценарист занимается в течение своего рабочего дня, то выясняется, что чистой работы в этом от силы часа три. Более того, эффективно работать дольше трех часов в день просто невозможно. Лично я часа три в день пишу, а потом еще три-четыре часа занимаюсь другими задачами, которые не требуют такого количества нейронных связей.

В эти скудные шесть-семь часов в день должны уместиться все проекты, над которыми сценарист трудится в данный момент. Это значит, что на каждом из них он работает part time.

Но в сутках же гораздо больше семи часов, скажете вы. Чем же занят сценарист в оставшееся время?

Вы не поверите: он думает.

В сутках у сценариста есть огромное количество неучтенных часов, когда его мозг варит какой-нибудь сюжет. Необязательно это сюжет для самого срочного или самого важного из его рабочих проектов; очень часто он вообще не имеет отношения ни к чему рабочему. Это просто сюжет, который мозгу сценариста интересно варить именно сейчас.

Контролировать этот процесс очень трудно. Я знаю сценаристов и писателей, которые ничего не смотрят, не читают и ни о чем не разговаривают, когда пишут новый проект, – чтобы не дать своему мозгу отвлечься. (Хотя мозг все равно отвлекается, придумывая мистический триллер про писателя, который задушил себя беспроводными наушниками, чтобы ни на что не отвлекаться).

Но все же иногда сценаристу удается подумать и о тех проектах, которые сейчас в работе. И тут выясняется, что думать за работой нельзя, потому что мозг во время думания не должен быть занят никакой умственной работой. Заниматься полезной физической активностью тоже не рекомендуется. Ни один полезный инсайт еще не посетил меня во время занятий йогой, зато во время прогулки или поездки за рулем в магазин - пожалуйста.

Это означает, что важная часть рабочего дня сценариста – это, например, прогулка. Или поездка за рулем в магазин. Или и вовсе лежание на диване.

Все бы хорошо, но это время невозможно учесть во взаиморасчетах с заказчиком, особенно если вы работаете part time с почасовой оплатой. (Ну, или это просто мне как-то особенно не повезло с совестью.)...

...Минус частичной занятости в том, что ее график учитывает только время активной, деятельной работы, тогда как вообще-то работа над проектом включает еще столько же, если не больше, пассивного умственного труда.

Получается, что время лежания на диване как бы бесплатное, хотя, по факту, оно как раз самое продуктивное-то и есть.

Как тут быть? Только повышать ставку.

Это звучит контринтуитивно. Особенно для заказчиков, которые, надеюсь, тоже меня читают. Но это решение, которое в итоге всем помогает работать эффективнее.

Пока у заказчика есть ощущение, что сценарист ему обходится дешево, мозгом этого сценариста будут забивать любые гвозди, на которые упадет взгляд заказчика, - просто потому, что это усилие ничего не стоит по сравнению с усилием встать с дивана и найти в кладовке молоток. Пока я была готова работать «за титры», я занималась решительно всем, от форматирования сценарных реплик до замены больших букв на строчные в сюжетной таблице на 300 строчек. Надо ли говорить, что никаких трех часов эффективной работы над сценарием у меня просто не было, потому что все мое время и мозг уходили на строчные буквы и отступы 3.75 см?

Как только я стала брать за свою работу деньги, все изменилось. Задачи, которые мне доставались, стали гораздо более осмысленными и важными для проекта, а вся работа в целом – намного лучше спланированной. А всего-то нужно было сжать зубы и заставить себя поднять ставку.

Ведь, как мы знаем из учебников по драматургии, именно повышение ставок заставляет всех персонажей в истории действовать наилучшим образом.

#деньги #мозг #заказчик #распорядок

Про копирайт

Поводом к этому посту послужил вопрос, которым задался у себя в Фейсбуке режиссер-документалист Виталий Манский: www.facebook.com/photo.php?fbid=3313926788666337&set=a.131468350245546&type=3. А именно - когда уже засудят Youtube.

Суть проблемы в том, что пользователи разместили на Youtube документальный фильм Дэвида Франса «Добро пожаловать в Чечню» о преследованиях геев в республике, - почти сразу после его премьеры на HBO и до того, как фильм успел хоть что-нибудь заработать, покатавшись по международным фестивалям.

Как представитель интеллигенции не менее либеральной, чем сам Манский, я нервно реагирую на любые разговоры о засуживании ресурсов, которые хоть как-то связаны с идеей свободы слова. Но как представитель смежной с Манский профессии, не могу не разделить его негодование.

Разговор о несовершенстве нынешней системы копирайта и даже о его отмене идёт, сколько я себя помню, но еще ни разу ни одной из его сторон не удалось услышать другую. Пользователи возмущаются, что с них дерут деньги за каждый чих. Пираты возмущаются, что правообладатели противозаконно блокируют их сайты в интернете. Правообладатели возмущаются, что огромные потоки прибыли (в частности, от рекламы на пиратских сайтах) идут мимо их карманов.

И только на авторов всем насрать. Их мнение интересует спорящих, только если оно позволяет аргументировать одну из трёх вышеперечисленных позиций.

Между тем, случай с фильмом «Добро пожаловать в Чечню» в пересказе Манского наглядно иллюстрирует, что получается, когда борцы за свободу информации отменяют существующую систему копирайта явочным порядком, не спросив себя, что будет в этом случае с создателями этой самой информации.

А будет с ними примерно вот что.

Франс и его команда потратили не один год на то, чтобы с риском для жизни сделать фильм, окупаемость которого на сегодняшний момент напрямую зависит от фестивальных показов и рейтингов на HBO - сервисе, который предоставляет своим подписчикам эксклюзивный доступ к контенту. «Эксклюзивный» - ключевое слово: посмотрев этот фильм на Youtube, мало кто пойдет пересматривать его на HBO только ради того, чтобы отблагодарить Франса трудовой копеечкой.

Через год Франс придёт на HBO с идеей нового фильма - например, о трансгендерах в Северной Корее. Руководство HBO поднимет цифры - и, скорее всего, откажется эту идею финансировать, потому что в этом нет никакого коммерческого смысла.

Тут противники копирайта обычно вспоминают про краудфандинг, приводя множество успешных примеров последних лет. Согласна. А теперь представьте себе публичную краудфандинговую кампанию американского режиссера, который собирает деньги на фильм о том, как российские активисты тайно вывозят геев и лесбиянок из Чечни. Как думаете, сколько проживут эти самые активисты после старта такой кампании (а она должна быть широкой и публичной, чтобы оплатить дорогое и долгое производство хорошей документалки)? И можно ли в принципе снять этот фильм после того, как в Чечне узнают о готовящихся съемках?

Краудфандинг - это хорошо, но далеко не всякий проект под него годится. Дебютные фильмы молодых кинематографистов; многомиллионные блокбастеры вроде «Аватара»; большинство документальных картин – вот несколько примеров проектов, для которых краудфандинг не работает. Во всяком случае, в его нынешнем виде.

Но есть и еще один смешной фактор. А именно - создатель информации тоже человек, и он хочет есть. Очень часто у него еще семья, и она тоже хочет есть. А также собака и кошка, которые... Ну, вы поняли.

В жизни создателя контента есть два с половиной момента, когда он может получить деньги на жизнь. Первый - непосредственно перед созданием, в виде аванса. Второй - сразу после создания, в виде гонорара...

...И еще - если повезёт - он может получать копеечку потом, с каждого показа или скачивания уже созданного им контента. Эта копеечка является следствием системы копирайта и при хорошем раскладе позволяет создателю не идти работать кассиром в супермаркет, придумывая свой следующий контент, а сидеть дома и спокойно его придумывать. И другого способа обеспечить это придумывание человечество пока не изобрело.

Придумать и написать хорошую историю, сука, трудно. А снять по ней хорошее кино – еще и дорого. И нет, далеко не всякое кино можно снять на телефон у себя на даче и смонтировать на дедушкиной читалке. Поэтому создание произведений всегда оплачено вперёд.

До изобретения копирайта так делали меценаты, заказывавшие художникам Возрождения свои портреты (и внимательно следившие за целевым расходованием средств). Позже, в кино, этим стали заниматься государства, раздающие гранты на кинопроизводство, и рекламодатели, оплачивающие съемки телесериалов (и, опять же, следящие за тем, что можно и нельзя показывать в прайм-тайм). Еще позже - руководство подписных платформ, отбирающее проекты строго под запросы и вкусы своих подписчиков.

Краудфандинг - по сути, та же оплата вперёд. Вот только автор, вместо того чтобы сидеть и спокойно придумывать контент, вынужден взять на себя сразу несколько полноценных работ - пиарщика, маркетолога, продюсера, финдиректора, бухгалтера. Есть авторы, которые могут и умеют так делать. Но вот большинство сценаристов, к примеру, на такое не подписывались, и не очень понятно, ради чего они должны всем этим заниматься. Ведь не только же ради того, чтобы зрители, которые не хотят платить за скачивания, получили свободный доступ к качественному и интересному контенту?

Если вкратце, это именно то, почему популярный лозунг про информацию, которая хочет быть свободной и бесплатной («Information wants to be free») так меня напрягает. Продукты в магазине тоже, может, хотят быть бесплатными. Только их что-то никто не спрашивает.

#копирайт #деньги #краудфандинг #пиратство

Про искусственный интеллект

Есть три профессиональных области, в которых живых специалистов все время хотят чем-нибудь заменить. Скажем, роботами. Или, на крайняк, веществами. Это редактура, сценаристика и психотерапия.

Во всех трех областях замена профессионала роботом или, например, кокаином быстро приводит к финансовой и онтологической катастрофе. Но человечество – особенно в лице айтишников и эффективных менеджеров – не оставляет этих попыток.

На днях подруга прислала мне ссылку на проект одного российского стартапа: smarteka.com/contest/practice/iskusstvennyj-intellekt-dla-analiza-kontenta-v-kinoindustrii?tab=task. Если коротко, стартап просит у государства 18 млн рублей на разработку искусственного интеллекта, который будет анализировать сценарии и синопсисы на предмет их потенциального коммерческого успеха и выдавать рекомендации по доработке текстов.

Идея заменить нас всех роботами не новая, но богатая. Я и сама иногда хотела бы заменить себя роботом – особенно когда надо писать четыре проекта одновременно, а с пятого звонят и спрашивают, когда я смогу обсудить присланные правки.

Но, если вдуматься, с роботами не все так просто.

Во-первых, все идеи такого рода опираются на представление о некой объективной Коммерческой Успешности, которую злые люди в лице продюсеров, редакторов и сценаристов почему-то всеми силами скрывают от госчиновников, раздающих им финансирование. Мол, если убрать из кинопроизводства продюсерскую и иную субъективность, эта самая объективная Успешность расправится и заколосится, принося казне деньги.

Сюрприз, ребята: если убрать из кинопроизводства продюсерскую и иную субъективность, в нем не останется ни говна, ни палки, не то что коммерческой успешности. Производство кино, как и создание любых других историй, – это процесс, смысл которого как раз в том, что истории эти субъективны, потому что рассказаны людьми, о людях и для людей. А люди субъективны по природе. Среди них нет объективных идиотов и мудаков; есть те, которые предлагают или делают что-то, что другим субъективно кажется идиотским или мудаческим.

Во-вторых, представление об этой дурной объективности приводит к тому, что все люди объявляются одинаковыми. А значит, есть единый алгоритм, к которому можно привести все, что они думают, чувствуют и создают.

Это чрезвычайно упростило бы мою работу, но, к сожалению, это не так. Я приношу продюсеру гениальную заявку – а он кривится. И достает из письменного стола собственную гениальную заявку – от которой кривлюсь уже я. Более того, одна и та же заявка может продюсеру показаться гениальной, а его редактору – скучной. И оба будут по-своему правы.

В-третьих, все эти представления, в свою очередь, опираются на уверенность в том, что зритель в массе своей не меняется и все время смотрит одно и то же. А потому – давайте компьютерным способом проанализируем 1000 успешных сценариев, чтобы написать 1001-й такой же и собрать кассу. Казалось бы, что может пойти не так?

(Замечу в скобках, что недавно видела у кого-то опрос в Фейсбуке: «Если бы вам предстояло всю жизнь питаться только тремя продуктами, что бы вы выбрали?» Самым частым ответом было «Быструю смерть».)

Но самое главное вот что. Все эти идеи и представления основаны на том, что для повышения сборов в кино надо как можно лучше и эффективнее анализировать синопсисы и сценарии. А на самом деле для того, чтобы повысить сборы в кино, надо научиться анализировать зрителей.

Надо задаться вопросами социальной психологии: чего боится население страны, чего оно хочет (и почему). Что с ним будет через пять лет – и как оно относится к этой перспективе. А самое главное – надо на все эти вопросы ответить честно, без патриотизма, защиты семейных ценностей и борьбы за повышение рождаемости. Понять, что в голове у зрителей прямо сейчас, а не что мы хотим, чтобы там было...

...Для этого надо развивать исследовательские социологические центры и повышать прозрачность общественных процессов. А еще – по-настоящему, искренне интересоваться людьми и ценить их субъективность. Но это огромная аналитическая работа, не сводимая к алгоритмам искусственного интеллекта, особенно в непрозрачном обществе с неясными экономическими перспективами.

Поэтому мы возвращаемся к тому, что умеем, – к массовому чтению сценариев и выдаче рекомендаций по их коммерческой доработке. То есть к тому, чем Фонд кино, Минкульт, а также самый последний редактор в самом последнем продакшне и так занимается пять дней в неделю.

Хотя идея все равно богатая. Вдумайтесь: люди предлагают за 18 млн рублей написать AI, который сможет выполнять работу редактора. 18 млн рублей – это примерно 20 лет работы редактора по очень хорошей ставке. Или 30 лет – если ставка средняя.

Это примерно все, что я хочу сказать обо всех подобных инициативах.

#редактор #технологии #AI #деньги

Про работу без договора

Это любимая тема заказчиков. Особенно тех, кто работает с начинающими сценаристами.

Начинающих ведь легко убедить в чем угодно. Иногда для этого достаточно нажать на эмоции: «Вы что, мне не доверяете?». Иногда – на время, которое уходит: проект нужно срочно представить на канал, а договор – да что договор! Мы его сделаем как-нибудь параллельно.

В этом случае время заказчика подчиняется эйнштейновской теории относительности. Уходит оно как раз тогда, когда сценарист пишет. А когда он уже все написал, сдал и ждет аванса или хотя бы договора с обещанием этого аванса, время вдруг останавливается и стоит. Иногда – по полгода.

В начале карьеры мне было неловко настаивать на договоре. Как будто этим я обижала заказчика – клевого парня, с которым мы только что ударили по рукам за столиком в кафе. Тем более что многие из этих клевых парней с искренним негодованием восклицали: «Вы что думаете, мы вас кинем?!»

Во-первых, разумеется, кинете. Без подписанного договора нет никакой силы, кроме совести, которая может заставить вас этого не делать. А как мы знаем из курса русского языка за шестой класс, совесть – это абстрактное существительное.

Во-вторых, всегда хотела спросить у таких заказчиков: вы когда оформляете кредитный договор на машину, тоже говорите владельцам салона: «Вы отдайте мне машину прямо сейчас, я на ней буду ездить, а договор мы подпишем как-нибудь параллельно»? Нет? А почему?

Но все это я думала исключительно про себя: повторяю, мне было стыдно за недоверие к хорошим людям, не сделавшим ничего плохого. Однако поработав в индустрии, я собрала кое-какую статистику. И оказалось, что с каждым заказчиком, который на старте пренебрежительно отмахивался от договора или просил меня поработать пока «так» для экономии времени, дальше были проблемы. Причем как раз юридическо-финансового свойства: мои сюжеты и герои, которые как-то незаметно вдруг меняли автора, сорванные сроки рассмотрения всего, задержки платежей по полгода, 20 драфтов вместо оговоренных трех, и т.п. С каждым. Без исключений.

Проанализировав эту статистику, я перестала работать с теми, кто произносил слова «без договора» вслух. Но тут же столкнулась с тем, что есть целая огромная область сценарной работы, которая в принципе не подлежит оформлению под договору. Это двухстраничные заявки, о которых я уже тут писала (см. пост от 24 октября 2018).

По сути, заявка – это вход в проект, который никто никогда не оплачивает, потому что на этом этапе еще непонятно, будет ли вообще этот проект, найдет ли он своего заказчика и финансирование. И вроде бы это логично, но есть нюанс: работа профессионального сценариста на 50-70% состоит из написания заявок. Причем большая часть этих заявок по разным причинам так и остается заявками.

Это значит, что как минимум 50% своего времени сценарист работает бесплатно. То есть примерно шесть месяцев в году. Причем работает он в это время не менее (а часто и более) интенсивно, чем когда пишет сценарий под съемки: про заявку надо провести пару встреч, потом придумать ее, расписать, отправить заказчику, переписать, еще раз отправить…

Все это – так называемая работа «до договора». Она может превратиться в подписанный договор и аванс, а может и не превратиться. Начиная писать заявку, сценарист никогда не знает, «выстрелит» она или нет. Единственное, что он знает наверняка, – что он не получит за нее ни копейки до тех пор, пока она не «выстрелит». А значит, заявку нужно писать, и писать как можно лучше. Часто – не ограничиваясь этими самыми «двумя страницами». У меня, например, короткая заявка никогда не получается меньше пяти. Весной я написала три драфта одной заявки на 10-15 страниц каждый – разумеется, «до договора».

Из этой ситуации нет простого выхода – ни со стороны заказчика, ни со стороны сценариста. Можно не платить за короткие заявки – но на что тогда сценаристу жить? Можно, наоборот, оплачивать каждую короткую заявку – но что если они вот прямо плохие? И как в таком случае отделить плохие от хороших?

Четких критериев тут нет. Так что все опять надо решать индивидуально...

...Скажем, у меня есть заказчик, который все время приходит ко мне за короткими заявками. При этом ни одного проекта мы с ним так и не сделали. Если сложить все короткие заявки, которые я для него написала, получится, что я потратила на них около года чистой (и совершенно бесплатной) работы.

Можно предположить, что все заявки, которые я написала для этого заказчика, были плохими. Но тогда почему же он все время возвращается и просит написать ему что-нибудь еще, и еще, и еще?

У меня нет универсального решения для всех, но есть вывод, который я сделала для себя. Если я написала три заявки одному и тому же заказчику, а они никуда не пошли, – больше писать ему заявок не стоит. И не важно – то ли я плохо пишу, то ли заказчик не справляется объяснить, что ему нужно, то ли мы с этим заказчиком просто не попадаем в запросы рынка.

И про договор: заключать его нужно, причем как можно раньше. Потому что договор – это не способ получить деньги за любую халтуру, а инструмент управления своим рабочим временем. Есть договор и обязательства по нему – работаем над проектом. Нет договора и обязательств – работаем по другому проекту, на котором договор и обязательства есть.

Так что сейчас я с легким сердцем отказываюсь работать до тех пор, пока у нас с заказчиком не возникнет взаимных обязательств, подтвержденных нашими подписями. Брать на себя повышенные обязательства в одностороннем порядке, наверное, учили в пионерской организации – но я успела побыть только октябренком.

#заказчик #договор #деньги #заявка

Про работу без результата

Тех, кто идет учиться на сценариста, больше всего заботят две вещи. Нет, три.

Во-первых, конечно, не испортят ли их великие сценарии на экране. Во-вторых – заветная строчка в титрах. В-третьих – киношные гонорары: на них, как известно, можно купить виллу в Малибу.

Те, кто успел поработать в индустрии хотя бы год, точно знают: гонорары – это «во-первых» и «в-главных». Хотя, чтобы купить на них дом даже в Подмосковье, надо ну очень хорошо потрудиться. А вот строчка в титрах и не испортят ли твой сценарий во время съемок – дело двадцатое. Потому что сценарист может работать годами, но так и не увидеть строчки со своим именем в титрах на экране.

В большинстве случаев это происходит не от лени или отсутствия мотивации. Сценарист все время работает. Он каждый день занят так, что ему не хватает времени на необходимое общение с друзьями, родственниками и психиатрами. Просто эта бешеная занятость далеко не всегда конвертируется в количество премьер, которые случаются у этого конкретного сценариста. Прямо скажем – вообще никогда не конвертируется.

Когда я только поступила в Московскую школу кино, я была убеждена, что у настоящего сценариста в фильмографии каждый год должно появляться что-то новое – иначе он и не сценарист вовсе. И надо сказать, что первые несколько лет карьеры у меня так и было.

Но со временем перерывы стали удлиняться – и сейчас между строчками в моей фильмографии может пройти уже и три, и даже четыре года. При этом я все время бешено занята и работаю как минимум над тремя проектами одновременно. Почему же так происходит?

С одной стороны, я стала писать медленнее – потому что стала писать лучше. На то, что самоуверенный выпускник киношколы сляпывал за три месяца, у меня теперь уходит полгода – потому что большую часть новичковой самоуверенности заменил, хочется надеяться, профессионализм. «Быстрые» решения, которыми я ограничивалась в начале своей карьеры, по-прежнему удовлетворяют многих заказчиков, но они перестали удовлетворять меня.

С другой стороны, далеко не все проекты, над которыми я работаю, доходят до экрана. Они замораживаются, переформатируются, закрываются – по самым разным причинам. Скажем, я написала полнометражную драму на основе реальных событий - но тут на главного героя этих событий завели уголовное дело, и кино с его именем в названии стало невозможно выпустить в российский прокат. Или я написала полицейскую драму, которую заказчики планировали продать в Украину, - а тут в Украине приняли закон о запрете на показ российской военной и полицейской формы по национальному ТВ. Или я написала полнометражный триллер, его сняли и поставили в прокатную сетку – но тут случился коронавирус, и весь кинопрокат накрылся медным тазом.

Словом, с проектами может случиться все что угодно. Единственное, что может контролировать в процессе их производства сценарист, - свой собственный труд: хорошо или плохо работает лично он. Я всегда стараюсь работать как можно лучше. Почему же у меня ощущение, что без премьер и новых строчек в фильмографии я ненастоящий сценарист и – буквально – даром получаю деньги?

Разумная часть меня по горькому опыту знает, что деньги я получаю ох, не даром - а за переписывание десятого драфта в две недели. То есть работа идет совершенно в том же режиме, что и та, которая заканчивается премьерой. Просто одна работа этой премьерой заканчивается, а другая – нет.

Так что приходится признать, что вот это чувство вины за работу без результата и даром полученные за эту работу деньги, - оно у меня в голове. В этом одна из главных опасностей нашей профессии: когда долго работаешь без результата, сам же перестаешь считать то, чем занимаешься, полноценной работой. И тут есть две опции.

Первая – конечно, начать халтурить. Оптимизировать свою работу так, чтобы за те же деньги тратить меньше собственных сил и времени. То есть – работать хуже, а удовольствие от жизни покупать где-нибудь в другом месте – на заработанные деньги...

...Но штука в том, что сценарист, как ни грустно это сознавать, работает не для денег. То есть для денег, конечно, тоже, и гонорары – это необходимо и очень приятно. Но, будем честны, если бы деньги, которые мы получаем за свой труд, были нашим главным мотиватором, большинство из нас работали бы в офисе на зарплате и бонусах с продаж.

Поэтому остается вторая опция: получать удовольствие не от достижения результата, а от самой работы. Прямо вот от процесса придумывания, написания и переписывания, который может длиться годами и ни к чему не привести.

Звучит как высшая (и недостижимая) ступень дзена, я знаю. Но для сценариста это единственная возможность остаться в профессии и не спиться и не сойти с ума. И если втайне вы все еще надеетесь, что заветная строчка с вашим именем в титрах сможет окупить долгие годы ваших страданий над разными драфтами, подумайте о простой арифметике.

Сценарный титр появляется на экране максимум на две-три секуды. А работа, которая приводит к появлению этого титра на экране, занимает от одного до десяти лет, в зависимости от обстоятельств. Так чем вы хотите заниматься эти десять лет – думать о несуществующем титре или получать удовольствие?

#деньги #титры #процесс_и_результат #фильмография

Про неуважение

Я долго думала, писать ли этот пост. Но, пожалуй, потенциальная польза от него все-таки превышает потенциальный вред. Поэтому напишу.

Иногда в чат канала или мне в личку приходят люди, которым «посоветовали сюда обратиться». Иногда (даже очень часто) это начинающие, будущие или потенциальные продюсеры, которые ищут себе авторов. И иногда (даже очень часто) каждая их реплика – пример того, как делать не надо.

Скажем, в чат канала приходит человек, назовем его «Z». Он пишет примерно следующее: мне вас посоветовали знакомые, учусь на продюсера, есть идея для сценария, денег нет. И добавляет: «Только давайте сразу без оскорблений».

На вопрос, к кому из 190 участников чата обращен этот крик души, Z предсказуемо реагирует как на оскорбление. «Вопрос к автору канала, нет, я не знаю, как его зовут, я этот канал впервые вижу, нет, я не знаю, что тут пишут и кто все эти люди». («И мне как бы насрать», - читается между строк.)

На просьбу уточнить свой запрос Z снисходит – но не буковками, а голосовым сообщением из кафе. Перекрикивая музыку и разговоры за соседними столиками, он сбивчиво излагает, что ему нужно расписать идею в сценарий. Вместо денег в качестве награды Z обещает, что сценариста укажут автором сценария, который он для Z напишет.

В этот момент я как модератор чата испытываю чувство родителя, который вдруг замечает, как на другом конце детской площадки младенец сосредоточенно запихивает себе в рот выкопанное из-под скамейки битое стекло.

Потому что ведь что слышит сценарист в любом голосовом сообщении от продюсера – бывшего, будущего или потенциального? «Я не даю себе труда подумать и сформулировать свои мысли в письменном виде; я, может, вообще не умею писать. Наш с вами разговор не стоит напряжения, которое испытает мой большой палец, набирая это сообщение. Да, и мои правки вы будете получать тоже в виде голосовых сообщений. Что значит «неудобно работать»? Кого это ебет?»

Естественно, в чате Z немедленно объяснили – словами, стикерами и даже флоу-чартами, - что так он авторов не найдет. И тут Z подал реплику, из-за которой я и решила написать этот пост. Он сказал: «Я всегда находил авторов именно так».

Вот здесь я уже по-настоящему испугалась. Ведь если все вышеперечисленное не мешает заказчику находить себе на проекты авторов, значит, находятся авторы, которые на все вышеперечисленное соглашаются. И на «мне насрать, как вас зовут, я гуглить не буду», и на «про деньги забудьте сразу, так и быть, укажу вас в титрах», и на правки в голосовых сообщениях.

Это, в свою очередь, означает, что заказчик не получает от мира обратной связи и даже не подозревает, что делает что-то не так. Он твердо уверен, что не уважать автора – это установление рабочей иерархии и вообще нормально. Почему? Да потому что автор не уважает сам себя.

Автор, в свою очередь, думает, что, раз его рекомендовали и даже впишут в титры, то теперь об него можно всячески вытирать ноги. А значит – и об содержимое его головы, которое, понятно, яйца выеденного не стоит. В частности, вот и об этот сраный сценарий, который ему предлагает написать какой-то мудак без денег и слова «здрасьте».

А теперь вопрос: может такой автор написать такому заказчику нормальный сценарий?

Хм, надо подумать…

#заказчик #деньги #коммуникация

Про деньги

Говорят, конец января – самое депрессивное время. Праздники прошли, лето еще не скоро, но уже понятно, что взятые на себя в новогоднем угаре обязательства выполнить не реально. Самое время написать про боль и ужас сценарной профессии - про деньги.

Сценарист и деньги – чаще всего как те самые дельфин и русалка. А вот сценарист и заказчик – пара, созданная на небесах. Они прекрасно дополняют друг друга.

Например: сценарист умеет писать, но не умеет и не любит разговаривать с людьми. Заказчик – наоборот. Или: заказчик никогда не хочет платить, даже если должен. А сценарист никогда не хочет напоминать заказчику про деньги. Идеальная ситуация!

До того как начать работать через сценарное агентство и делегировать ему все финансовые переговоры, я покрывалась холодным потом всякий раз, как садилась писать заказчикам «где же деньги?». То есть – после сдачи каждого из этапов работ, прописанных в договоре.

Во мне бушевал целый комплекс эмоций. Во-первых, стыд – от того, что я такая корыстная сволочь и творю, получается, ради денег, а не из чистого вдохновения. Во-вторых, неловкость: заказчики – люди занятые, у них каждый день миллион забот, а тут я со своими дурацкими вопросами. В-третьих, страх: а вдруг шаги, которые я слышу на лестнице, - это шаги квартирного хозяина, который уже даже не звонит мне с аналогичным вопросом, а просто решил прийти под дверь с арматурой?

Этот страх – единственное, что могло заставить меня все-таки написать заказчику сакраментальное письмо. Но я, конечно, боролась с ним до последнего. Однажды я написала продюсеру «где же гонорары за две последние серии?» спустя два месяца после окончания съемок всего проекта. Продюсер, конечно, оскорбился этому неуместному вопросу, но гонорары выплатил.

При этом интересно, что ни один квартирный хозяин в моей жизни ни разу не постеснялся спросить у меня, где деньги и в чем причина задержки платежа на целый один день. Видимо, квартирный хозяин все-таки считает свою деятельность по сдаче жилья работой, которая должна быть оплачена. Чем считает свою деятельность по написанию двадцати драфтов сценарист, особенно начинающий, - загадка.

На одном из моих первых проектов продюсеры спросили, сколько денег я хочу за полный метр, который надо написать с нуля за три месяца. Я тогда училась в Московской школе кино, параллельно работала редактором в журнале, не имела ни малейшего понятия о сроках и ценообразовании в индустрии – и, самое главное, не хотела в это вникать. Простой маневр «Я сейчас подумаю, изучу рынок и напишу вам через три дня» просто не пришел мне в голову. Поэтому я взяла свою месячную зарплату, умножила ее на три - и назвала сумму.

Продюсеры переглянулись, кашлянули и сказали: «Давайте мы округлим в большую сторону. Примерно вдвое». Этим округлением, как я потом узнала, они дотянули мой гонорар до общепринятой тогда «минималки» за полнометражный сценарий. Хотя вообще-то это была не их задача, а моя.

Сценарист – фрилансер. Это значит, что финансово он не защищен ничем, кроме здравого смысла и головы на плечах. Я всегда предупреждаю студентов, что единственная сумма из подписанного договора, на которую они могут рассчитывать, - это аванс. Всех остальных выплат может и не случиться – по самым разным причинам, зачастую вообще не имеющим отношения к работе сценариста.

В этих условиях забота о всеобщей финансовой дисциплине и порядочности ложится на плечи того, кому она больше нужна, - то есть на плечи сценариста. Или агента, если он у сценариста есть. Потому что заказчик не ощущает никаких материальных последствий от того, что не платит сценаристу за работу.

Он же не видит связи между невыплатами – и тем, что вместо нормального сценария ему снова сдают какую-то херню, явно написанную за ночь между написанием шести других проектов.

А сценарист эту связь очень даже видит - буквально каждый день. Особенно в первые числа месяца, когда надо платить за квартиру.

#заказчик #деньги #фрилансер